Этот дипломат, человек лет тридцати четырех, уже шесть лет женатый, был живым портретом лорда Байрона. Всем знакомы черты поэта, и это избавляет нас от необходимости описывать наружность консула. Однако следует отметить, что в мечтательном выражении его лица не было ничего напускного. Лорд Байрон был поэтом, а у дипломата была поэтическая натура; женщины умеют улавливать это различие, чем и объясняются, отнюдь их не оправдывая, некоторые из их увлечений. Красота консула в сочетании с благородным характером и уединенным образом жизни, полной трудов, пленила одну богатую генуэзскую наследницу. Генуэзская наследница! — подобное выражение может вызвать улыбку в Генуе, ибо там дочери лишены права наследования, и поэтому богатые невесты там — редкость; но Онорина Педротти, единственная дочь банкира, не имевшего наследников мужского пола, являлась исключением. Как ни лестно внушить к себе такую страсть, генеральный консул, по-видимому, вовсе не собирался жениться. Тем не менее через два года, после настойчивых уговоров посланника во время пребывания двора в Генуе, брак был заключен. Молодой человек дал согласие не только ради трогательной любви Онорины Педротти, а скорее под влиянием какого-то неизвестного события, одного из тех переворотов во внутренней жизни, которые так быстро тонут в потоке житейской суеты, что несколько времени спустя нам кажутся необъяснимыми самые простые поступки. Подобными скрытыми причинами вызываются подчас и важнейшие исторические события. По крайней мере к такому мнению пришло генуэзское общество, и дамы объясняли себе необыкновенную сдержанность и меланхолию французского консула тайными муками «несчастной любви». Заметим мимоходом, что женщины никогда не жалуются, если им предпочитают другую: они охотно приносят себя в жертву общеженским интересам. Онорина Педротти, которая, вероятно, возненавидела бы консула, если бы он пренебрег ею без причины, не разлюбила suo sposo,[1] а может быть, полюбила еще сильнее, узнав, что его сердце разбито. Женщины признают право первенства в сердечных делах. Все спасено, если только не затронута честь женского пола. Человек не может быть дипломатом безнаказанно: sposo был нем как могила и до такой степени сдержан, что генуэзские негоцианты заподозрили тонкий расчет в поведении молодого консула, который, может быть, упустил бы богатую наследницу, не играй он роли Мнимого больного в любви. Если это и было правдой, то женщины сочли ее слишком унизительной и не поверили. Дочь Педротти находила утешение в любви, баюкая свои тайные страдания в колыбели итальянской нежности и ласки. Впрочем, синьор Педротти не мог пожаловаться на зятя, которого заставила его выбрать обожаемая дочка. О карьере молодого дипломата пеклись в Париже какие-то могущественные покровители. Согласно обещанию, данному тестю французским посланником, генеральный консул был сделан бароном и пожалован орденом Почетного легиона. Кроме того, сам синьор Педротти был возведен в графы королем Сардинии. Приданое достигало миллиона. А состояние casa
