За тридевять земель... | страница 3
Того-то и надо было отцу, чтобы почувствовать себя униженным и обделенным. Он замкнулся в себе и за целых три дня, что прошли после Первомайского праздника, не вымолвил ни словечка. Обида таилась в нем до той самой минуты, пока не вспыхнула от папиросного окурка, забытого мною в портфеле. Она возгорелась от папиросы, загашенной второпях еще месяц назад, но заполыхавшей потом так, что отца не удавалось успокоить ни маме, ни сестре, ни даже мне, Костэкелу, который – образ, подобие, плоть и кровь отца. Он выпроводил маму во двор, а меня и Тамару со зловещей ласковостью пригласил присесть на лавку у печи и развлечь его, старика, беседой. Задвинув за мамой засов и хлопая себя по ладони сложенным вдвое ремнем, отец стал выспрашивать нас, чьи мы, откуда взялись и чего ищем в его доме.
– Да ведь… – проговорила Тамара сквозь подступившие слезы.
– Что «да ведь»? – вопросил отец, щелкнув ремнем табуретку.
– Да ведь… мы твои дети… И мамины…
– Откуда? У меня таких детей нет.
– Да ведь… Может, мама забыла, а я помню, она говорила мне… Меня вы с ней нашли в Валя Адынкэ, недалеко от ручья. И Костэкела тоже где-то там подобрали.
Хоть Тамара и была старше меня на два года, но тогда она еще верила в родительские басни, будто мир людей умножается и произрастает из травы и капусты. Зажилась в нашем доме красивая сказка о том, как мать и отец, поженившись, наткнулись на нас в Валя Адынкэ – Глубокой Долине. Слушая сестру, я решился украсить эту побасенку такими подробностями, чтобы даже отец поверил в нее.
– Не знаю, как Тамару, а меня вы поймали в пруду вместе с рыбой. Я – от водяного племени, правда?
Отец медленно перевел глаза на меня.
– Коли ты рыбье семя, так помолчи.
– Я не рыбье! Я – от водяного цветка. А у цветов, когда они оборачиваются людьми, появляется голос.
– Складно врешь, да с чужой напевки. Откуда взял?
– Оттуда же, откуда вы с мамой взяли все остальные.
– Так откуда?
– Из головы.
– Выходит, что и я вру?
– Нет ты не обманщик, но в твоей голове полно небылиц.
– И твои тоже из моей головы взяты?
– Тоже, – с улыбкой подтвердил я, надеясь умаслить отца.
– А как же ты их оттуда берешь? – нежно пропел он и я понял, что попался на крючок. Просто он давал мне еще немножко побаловать на воле, к тому же, сказать по правде, хотелось ему поразмять язык после трехдневного молчания.
– Гляжу на тебя и беру, – нашелся я.
– Как все же? Лопатой, что ли?
– Нет… Иголкой. Потому что все твои небылицы – это
