— Возможно, есть исключения.
— Возможно.
— Доктор, по-моему, думает, что надо беспокоиться больше о твоих галлюцинациях, чем о потере памяти.
— Навязчивые идеи, — поправила она. — От недостатка сна.
— Ты уверена?
— Я надеюсь. Они пропали, когда я, наконец, выспалась.
Казалось, се не огорчило то, что муж разговаривал с Бринквудом. Это был хороший знак. Адам начал было рассказывать ей, что думает Бринквуд, а затем заколебался.
— Я тоже надеюсь, что хороший сон вылечил тебя, но у меня такое чувство, что не все так просто. Я хочу знать, Лорен…
Ее лицо, уже и без того бледное, стало еще бледнее, и рука со щеткой застыла.
— Что знать?
— Все, — дело уже нельзя было повернуть вспять, и он упорно продолжал. — Я хочу, чтобы ты начала с той картины в музее и провела меня через каждый ночной кошмар, каждую навязчивую идею. Все детали, Потом мы решим, что делать.
— Ты хочешь моей исповеди?
— Просто расскажи, — поправил он. Она, казалось, все еще сомневалась. Адам ломал голову, как разрядить тяжелую атмосферу, которая возникла между ними.
— Только факты, мадам, — добавил он фразу из роли Джека Вебба. На ее лице появилась мимолетная улыбка.
— Тебе надо запомнить одну вещь, Адам. Я мало что понимаю из всего этого, — Лорен остановилась, как бы не решаясь продолжать, покусывая нижнюю губу. — Ты обещаешь не перебивать?
Он кивнул, она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, но ее голос все еще дрожал, когда она начала говорить.
— Ты прав, — призналась она. — Возможно, это действительно началось с той картины в музее. Увидеть на ней свое собственное лицо было жутко.
Лорен смотрела прямо перед собой в пустое пространство. Ее пальцы бессознательно вертели щетку для волос.
— Я выписала каталог выставки. Там должна быть репродукция. Ты можешь сам это увидеть.
Адам подумал — найдет ли он сходство? Когда Лорен начала пересказывать ночной кошмар, который ей приснился в Нью-Йорке, его глаза остановились на гравюрах XVIII века, вставленных в рамы, которыми она украсила стены их спальни. На каждой из них были изображены две хорошо одетые женщины, занятые беседой. Их платья, украшенные турнюрами и кружевами «фишу», были выписаны детально, что особенно нравилось Лорен.
Адам плохо разбирался в портретной живописи. Ему всегда казалось, что лица на работах европейских художников старых школ похожи друг на друга, и эта повторяемость несомненно отражает недостаток мастерства художника. Принадлежала ли картина в Нью-Йорке к той же категории? Возможно, там просто стандартное лицо, и сотни разных женщин могут заявить, что в нем есть их черты.
