Своему изложению я предпосылаю обзор работ других авторов, а также и современного положения проблемы сновидения в науке; делаю я это потому, что в дальнейшем буду иметь мало поводов возвращаться к этому. Научное понимание сновидения, несмотря на тысячелетние попытки, ушло вперед очень мало. В этом так единодушны все авторы, что излишне выслушивать по этому поводу их отдельные голоса. В сочинениях, список которых я прилагаю в конце своей книги, имеется много ценных замечаний и интересного материала для нашей темы, но там нет ничего или почти ничего, что касалось бы самой сущности сновидения и разрешало бы его тайну. Еще меньше перешло, понятно, в понимание интеллигентных читателей-неспециалистов.
Вопрос о том, как понималось сновидение в первобытные времена человечества у первобытных народов и какое влияние на образование их воззрений на мир и на душу следует приписать ему, представляет огромный интерес; поэтому я с большим сожалением исключаю его из обработки в этом сочинении. Я ссылаюсь на известные сочинения сэра. Дж. Леббока, Г. Спенсера, Э. Б. Тайлора и др. и присовокупляю лишь, что значение этих проблем и спекуляций может стать нам понятно только после того, как мы разрешим стоящую перед нами задачу «толкования сновидений».[5]
Отзвук первобытного понимания сновидений лежит, очевидно, в основе оценки сновидения у народов классической древности. (Нижеследующее – согласно тщательному изложению Buschensch?tz'a). Они предполагали, что сновидения стоят в связи с миром сверхчеловеческих существ, в которые они верили, и приносят откровения со стороны богов и демонов. Они думали далее, что сновидения имеют важное значение для сновидящего, возвещая ему обыкновенно будущее. Ввиду чрезвычайного разнообразия в содержании и во впечатлении, производимом сновидениями, было, конечно, трудно придерживаться одного понимания, и поэтому необходимо было произвести различные подразделения и группировки сновидений согласно их ценности и достоверности. У отдельных философов древности суждение о сновидении зависело, разумеется, от той позиции, которую они были готовы занять по отношению к искусству предсказывать вообще.
В обеих работах Аристотеля,[6] обсуждающих сновидение, оно уже стало объектом психологии. Мы слышим, что сновидение – это не послание Божие, что оно имеет не божественное происхождение, а дьявольское, так как природа скорее демонична, чем божественна. Сновидение вовсе не возникает из сверхъестественного откровения, а является результатом законов человеческого духа, родственного, конечно, божеству. Сновидение определяется как душевная деятельность спящего, покуда он спит.
