– Ну что ж, – сказал Миша, – не лучше ли по другому?
– Что ты имеешь в виду?
– «Часть прав своих в пучину я бросаю и тем корабль свой спасаю…»
– Не дави на психику! За девять лет мне все это достаточно надоело!
– К тому же, оказывается, ты еще и истерик! – заключил Миша. – Извини, Люда, задержал вас. Счастливо!
На улице Юра сказал Люде:
– Школа окончена, а Миша по прежнему воображает себя начальником. Смешно на него смотреть.
Люда молча шла рядом с ним. В руках у нее был черный клеенчатый портфель, тот самый, из которого он вытащил ключи.
Юра покосился на него и продолжал:
– Я разговаривал с Валентином Валентиновичем… Что было с вагоном… Я понимаю, во что Миша ввинчивается… Но какая бестактность – говорить об этом при тебе.
– Действительно, какая невоспитанность!
Что то странное прозвучало в ее голосе. Люда смотрела прямо перед собой. Обычное ее серьезное, нежное лицо с тонкими стрелочками бровей, каштановые кудряшки, зеленоватые глаза.
Они шли мимо кондитерской на углу.
– Зайдем в «Чрево»… – предложила Люда.
– С удовольствием! – ответил Юра, но в душе немало подивился; только что убили отца, а ей хочется пирожного.
Кондитерская была крошечная, как и все подобные частные заведения, налог с которых зависел от их размера. Когда то, в пятом или шестом классе. Кит съел здесь на спор четырнадцать пирожных, а пятнадцатого съесть не смог и, согласно уговору, должен был сам заплатить. Если бы съел пятнадцать, то платил бы Юра – спор был с ним.
Денег у Кита не оказалось, хозяин не выпускал его из кондитерской весь день, пока ребята собирали деньги и выручили Кита. С тех пор кондитерская эта называлась «Чрево Кита» или просто «Чрево»… Люда села за столик. Юра отправился к стойке.
– Тебе каких?
– Одну картошку и один эклер.
– Себе я возьму картошку и наполеон.
Он вернулся с пирожными на тарелке и бутылкой лимонада.
– Вкусная картошка, – похвалила Люда.
– Здесь всегда все свежее.
Люда доела картошку, вытерла губы платочком и будничным голосом, будто они продолжают разговор о пирожных, произнесла:
– Теперь, Юра, расскажи мне все.
– Что именно?
Он действительно не сразу сообразил, о чем она спрашивает.
– Расскажи мне то, чего ты не захотел рассказать Мише.
– Я тебя не понимаю, – растерянно пробормотал он.
– Прекрасно понимаешь. Или я неясно выражаюсь?
Она смотрела на него своими зелеными глазами, и он вдруг ощутил страх перед ее твердым, холодным, выжидающим взглядом… Неужели знает о ключах? Откуда? Валентин разоткровенничался? Не может быть!
