— Девушку в дом берем, через всю морду шрам!
— Убежала вся в слезах, — мучился Костенька. — Я ее в гости позвал, как теперь в глаза посмотрю? Как на работу идти? Не могу!
И кулаком своим бил в столбик перил, лбом ударялся, чтобы болью забить главную свою боль.
Но Аля ничего этого не знала, с адресом в руке она шла по Марьиной роще. Вечерело. Подмораживало. В ранних прозрачных сумерках земля со всем, что вытаяло из-под снега, с голыми деревьями казалась особенно бесприютна и гола. Но от весеннего воздуха была на сердце тревожная сладость ожидания.
Долго она искала этот дом, ходила вокруг, пока не указали. Вросшие в землю перекосившиеся ворота не отворялись, наверное, сто лет, в глубине двора строение: кирпичный низ, галерея по всему бревенчатому второму этажу. Под галереей еще две ступеньки в землю, натекшая лужа, дверь, обитая мешковиной.
В сплошной темени Аля ощупью шла по коридору. Жестяные корыта по стенам, какие-то сундуки. Вдруг свет из стены, старушечья голова в приоткрывшейся двери.
— Кого надо? Чего?
Аля протягивала письмо, как удостоверение.
— Скажите, Карасевы здесь живут?
— Последняя дверь. Туда иди.
Раньше, чем нащупала она эту дверь, услышала громкие голоса за ней. Постучалась. Голоса смолкли. Молодой военный парень в погонах, в сапогах хозяйски стал в проеме двери. Ситцевая занавеска отделяла комнату, свет и тени шевелились на ней изнутри.
— Ну? — он утирал масляный подбородок, оглядывал Алю снисходительно. Щами, теплом дохнуло из-за его спины.
— Здравствуйте. Я за посылкой, — Аля протягивала письмо, располагая к себе улыбкой. — Вы Карасев? Папа пишет, вы привезли нам посылку. Я его дочь.
— А-а… — он вдруг изменился в лице. — Ладно. Обождите…
И захлопнул перед ней дверь. Аля ждала в темноте, приглушенно слышны были голоса:
— Маня, Мань! Приехали за посылкой… Вот видишь, говорил…
— Не дам ничо! Сказала, не дам!
— Тише ты! Тсс. Стоит за дверью…
— Не дам!
Показалось, там борются, слышна была какая-то возня.
— Не дам! — в голос закричала баба. — Не подходи и не подходи! Сказано, не дам!
Спустя время открылась дверь.
— Вот, — парень совал Але пустой ящик, что-то на самом дне было прикрыто газеткой.
Отец, писал, посылает им два килограмма муки к Майским праздникам, две банки тушенки, пачку печенья, сатин на кофточку.
— А где же…
— Все, что есть, — он отводил глаза. — Что есть…
— Но там мука была! Папа пишет, муки два килограмма! — почему-то обидней всего было ей сейчас за эту муку.
