— Ну, как ты живешь?
Руку на руку она положила на стол, легла на них грудью, мне было видно далеко вглубь.
— Застегни пуговочку.
— Да? А я и не заметила. Кстати, я уже несколько дней звоню тебе.
— Мы в основном сейчас за городом. Сняли дачу.
— Где?
— В Баковке.
— Там где-то поместье Буденного? По утрам, я слышала, он выезжает на коне.
— Не видел ни разу.
— Но вообще что за блажь снимать дачу вдвоем?
— Втроем.
— Да? А я и не знала. Кто у тебя? Мальчик? Девочка?
— Теща.
Официант составил с подноса мороженое и кофе, сначала поставил перед Надей, потом — мне.
— Хорошая дача?
— Летняя. Две комнаты, терраска. Хороший сад.
Надя положила в кофе ложечку мороженого, помешивая, задумалась.
— А мне, — она отпила, слизнула с губы, — понимаешь, мне совершенно некуда деть Витьку. Не ехать в командировку не могу и ума не приложу, с кем оставить его на это время? Отдать отцу? Там — новая семья. И менее всего я хочу, чтобы они сближались.
— А няня твоя? Галя?
— Милый, ты все забыл. Какая няня? Галя- моя бабушка. Я выросла на ее руках, мать моя этих забот не знала. Галя любила меня больше, чем собственную дочь. И Витьку она вырастила, я же целый день на работе. Она и тебя любила.
Меня она ненавидела, уезжала из дому к приятельнице, и это были наши счастливые дни. Она считала, я разрушил жизнь Нади.
— Галя умерла. На улице. На бегу. Когда мне позвонили… Это было ужасно.
И вдруг — ласково, родственно, любяще:
— А ведь у нас с тобой… У нас с тобой мог быть сын. Но ты не захотел.
Я не захотел!.. Да я бы мечтал тогда. Но самые немыслимые вещи Надя говорила так естественно, как дышала. И никогда я уже не узнаю, правда это или нет? И вообще, что во всем этом правда. Мне вдруг захотелось выпить.
— Давай все же что-нибудь возьмем. Под такой разговор — мороженое… Вот тут рыба есть. Камбала. Ты любишь.
— Значит, помнишь все-таки, что я люблю.
Я подозвал официанта. И вскоре он принес распластанную камбалу, в графинчике — водка и замороженные, сразу заиндевевшие, толстостенные стопки.
— Я тебе налью чуть-чуть?
— Теn droрs. Десять капель.
Я налил ей, чокнулись, выпили. Я уже понял, зачем она позвала меня. Белые привядшие лилии, которые рвут с лодки, заплывая в их заросли, и стебель, протянувшийся со дна, обрывается в глубине. Она была такая накупавшаяся в реке, надышавшаяся, на лице, на руках — свежий загар. И никакая это не командировка, что-то решается в ее жизни. Дай Бог.
— Сколько уже Витьке?
— Шесть лет. Я бы хотела отдать его в школу шестилетним. Оказывается- не берут.
