— Байройт… — проговорили оба и задрали головы: обоим надо было глянуть в небо, в такой возвышенной подавленности находились… Низкая тахта в уголочке, пепельница, неофициальному заместителю Шпеера принесли бы сюда кофе. Но не садились. Еще что-то оглушительное должно было прозвучать. И прозвучало.
Тихо-тихо Ойген фон Бунцлов сказал, что вся тщательно расписанная процедура допуска приглашенных к фюреру — абсолютная фикция, скорее Кейтеля обыщут, чем Штауффенберга. Гитлера давно застрелили бы Ольбрихт или Фромм, но те то ли трусы, то ли… Штауффенберг возложил на себя эту миссию, и, кажется, все делается так, чтоб Гитлер погиб от взрыва подложенной бомбы, другой вариант не рассчитывается. Только от бомбы — и только той, которую внесет в зал заседаний Штауффенберг, которому расчищают дорожку. Только Штауффенберг — и только бомба! Ситуация обоюдно критическая, проигрывает тот, кто начинает первым. Следующая встреча Штауффенберга с Гитлером — 20 июля, сегодня вечером в доме Бертольда Штауффенберга важное совещание.
Но почему тогда покушение сорвалось в намеченный день, 15 июля? Кто подменил бесстрашного Хефтена мямлей Клаузингом? Кого этот день, 15 июля, решительно не устраивал? Дворцовые тайны Ставки и рейхсканцелярии? Кто, кто, кто…
Кто — Ростов знал, но не произнес имени, потому что для Ойгена фон Бунцлова будущее фатерланда — это дымящиеся трубы промышленных гигантов, всего лишь. Но беда в том, что убийство Гитлера уже не внутригерманское дело, с фюрером должна завершиться эпоха, веру в него немцы должны потерять — распятыми на кресте своих заблуждений. И Бунцлов мечется между заговорщиками, и никто из них о будущем не думает, все хотят застыть в немыслимом промежуточном положении: и вермахт перестает воевать, и русские танки не движутся, и на нормандском плацдарме затишье. И в том еще трагедия, что после устранения Гитлера все потуги Герделера и Вицлебена спасти Германию и промышленность, все старания их окажутся тщетными, все сразу развалится, вместе с Гитлером разнесется в клочья вся страна.
— Все, — сказал Ростов. — Кончено. Мне надоело! Мне стыдно носить погоны полковника вермахта. Завтра же еду в Брюссель, оттуда к Сен-Ло, где идут бои, и погибну там. Ты можешь спасать промышленность Германии, а я намерен спасти самого себя, за Германию погибнув во имя присяги, которой буду верен всегда!
Но утром встал и понял, что так просто покинуть Берлин невозможно. Не предфронтовой отпуск у него, как у Крюгеля, а нечто иное и большее. Поэтому приказано было ефрейтору: взять «майбах», найти в «Адлоне» обер-кельнера Франца, купить у него шесть коробок наилучших конфет и вручить их комнате № 15, общежитие на улице с аптекой — для Моники и ее подруг.
