И провалился в сон – спокойный, глубокий, без сновидений.
…Взрыв, глухой и мощный, раздался, когда Сварог натягивал второй сапог. За ним – следующий взрыв, и еще…
Пробежав по коридору, он вылетел на палубу. Огляделся. Не было ни суматохи, ни оживления.
Солнце уже показалось над верхушками скал и по речной глади проложило мерцающую дорожку. Облаков не видно – день обещает быть славным.
А вдоль обоих бортов тянутся унылые скалистые берега – все те же, хелльстадские…
Утренний ветерок растрепал волосы. Наскоро сполоснувшись холодной водицей из бочки под трапом и прогнав остатки сна, он огляделся по сторонам.
Прогремел четвертый взрыв. На сей раз Сварог увидел сквозь путаницу такелажа, как далеко за кормой взлетел белопенный столб – в точности, как вчера, когда он впервые увидел корабль.
У выреза в борту стояли трое матросов. Двое держали узкий жестяной желоб, уложив его второй конец на планшир, а третий укладывал небольшой бочонок. Что-то сделал, стоя спиной к Сварогу, над бочонком взлетело облачко белого дыма, те двое приподняли желоб, и бочонок, оставляя за собой сизую струйку дыма, с рокотом улетел за борт. Все уставились за корму. Сварог машинально стал считать. На десятой секунде громыхнуло, прямо в кильватерном следе взлетел столб воды. Все трое переглянулись с чувством исполненного долга, положили желоб и праздно расселись на палубе, двое вытащили короткие трубочки, третий принялся лениво пощипывать струны виолона (Сварог уже успел заметить, что у здешних морячков есть два любимых способа убивать свободное время: дымить табаком и тренькать струнами.)
– Все нормально, милорд, – бросил один, заметив Сварога. Сварог узнал его: вчера в шлюпке именно этот тип угрожающе чиркал себя пальцем по горлу. – Так, балуемся для порядка… Вы нам не покажете ли фокус с табачком? Очень он у вас духовитый…
Сегодня, однако, морячка было не узнать – он так и лучился добродушием. Очевидно, боцман Блай уже разъяснил местному населению политику партии в отношении высокого гостя. Сварог поразмыслил, как вести себя с этими головорезами, и решил, что стоит поддерживать дружеские отношения; поэтому, оделив их извлеченными из воздуха сигаретами, присел рядом на бухту каната и тоже задымил первой утренней. Кроме них, никого на палубе не было, «Божий любимчик» шел под тремя верхними парусами довольно ходко. А вот приятели матроса-мордоворота почувствовали себя малость неуютно – видать, не положено было простолюдинам рассиживаться рядом с графьями. И, помаявшись, под разными предлогами покинули компанию. Оставшийся же мордоворот, напротив, ничуть соседства не стеснялся.
