Однажды, когда мисс Черм оказалась в обществе моих новых натурщиков (при случае она наведывалась и просто так, чтобы поболтать), я самым вежливым образом попросил ее помочь приготовить чай, - услуга, в которой для нее не было ничего нового, так как мой домашний уклад был самый скромный и простой и я нередко прибегал к помощи моих натурщиц. Им нравилось хозяйничать в моем буфете: они устраивали перерыв, болтали и били баклуши (а иногда и чашки из моего сервиза) - в этой непринужденной обстановке они воображали себя богемой. Когда я вновь увиделся с мисс Черм после этого случая, она, к моему величайшему удивлению, устроила мне сцену - обвинила в том, будто бы я сделал это с намерением унизить ее. Во время самого чаепития она отнюдь не возмущалась ущемлением своего достоинства, напротив - была любезна, весела и с наслаждением дурачилась, с приторной улыбкой спрашивая миссис Монарк, которая сидела молча и с отсутствующим видом, не угодно ли ей сахару и сливок. В свои вопросы она вкладывала такие интонации, что можно было подумать, будто она задалась целью разыгрывать из себя аристократку; в конце концов я начал опасаться, как бы мои гости не обиделись.
Нет, они не могли себе позволить обижаться, их трогательное долготерпение было мерилом их несчастья. Целыми часами они безропотно ждали, когда я смогу заняться ими; приходили без вызова, на всякий случай - а вдруг они понадобятся? - и уходили, не падая духом, если в их услугах не нуждались. Обычно я провожал их до входных дверей, чтобы полюбоваться, в каком образцовом порядке они отступают. Я пытался подыскать для них другую работу и порекомендовал их нескольким художникам. Но их не взяли, и я прекрасно понимал почему. Когда неудачи вновь толкнули их в мои объятия, я с тревогой ощутил, что лежащее на мне бремя стало еще тяжелее: ведь они оказали мне честь считать меня художником, наиболее соответствующим их стилю. Для живописцев они были недостаточно колоритны, а в области графики в то время почти никто еще серьезно не работал. Однако супруги не теряли надежды получить работу, о которой я им говорил: втайне они мечтали, что именно они как модели предопределят успех рисунков, которые были моим вкладом в реабилитацию нашего славного романиста. Они знали, что роман представляет собой сатирические зарисовки современных нравов; следовательно, здесь не потребуются эффектные костюмы и им не придется надевать всякую старую рухлядь; на этот раз все обещало быть вполне благопристойным. Если я смогу использовать их, они будут на какое-то время обеспечены постоянной работой, так как книга выйдет в свет, конечно, еще не скоро.
