История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 | страница 46



A молодецъ…".

Боярская среда, подготовившая паденіе Бориса и торжество Самозванцу, тоже совершенно никакой вѣры къ нему не питала (слова Bac. Шуйскаго, Пушкина и др.). Какъ только Бориса не стало, и сынъ его лишился престола — Самозванецъ сыгралъ свою роль. "Раньше, или позже, онъ долженъ былъ удалиться съ исторической сцены, снявъ свой театральный костюмъ, захваченный изъ казны московскихъ государей. Убійство, совершенное рьяными сторонниками Самозванца, не замедлило обнаружить истинное народное настроеніе, скрывавшееся за кажущйся успѣхомъ мнимаго Дмитрія. "Народъ въ ужасѣ молчитъ". Въ этомъ указаніи Пушкина приговоръ надъ Самозванцемъ уже произнесенъ.

Василій Шуйскій.

Интереснымъ лицомъ въ драмѣ является Василій Шуйскй, этотъ "лукавый царедворецъ", хитрый и коварный интриганъ — созданіе Смутнаго времени, которое пріучало людей, ради собственнаго спасенія, лавировать среди всевозможныхъ случайностей тогдашней жизни. По отношенію къ Борису онъ ведетъ сложную и хитрую политику: онъ наговорами и намеками, тайными злыми рѣчами возбуждаетъ ненависть въ средѣ русскаго боярства противъ Годунова, — и, въ то же время, онъ умѣетъ такъ вкрасться въ довѣренность Бориса, что тотъ, при всей своей подозрительности и недоброжелательствѣ къ Шуйскому, передъ смертью на него указываетъ сыну, какъ на такого совѣтника, котораго онъ долженъ приблизить къ себѣ. Ненавидя Годунова отъ всей души, называя его "вчерашнимь рабомъ", «татариномъ», "зятемъ палача", — Шуйскій оказываетъ услуги Годунову и льститъ ему, чтобы, вкравшись въ его довѣріе, ловчѣе погубить его. Когда онъ чувствуетъ себя въ безопасности, онъ не можетъ отказать себѣ въ удовольствіи тонко мстить Годунову: онъ подробно разсказываетъ ему о томъ, какой видъ имѣлъ убитый царевичъ; видя, что каждое его слово терзаетъ измученное сердце Бориса, онъ затягиваетъ свой разсказъ, наслаждаясь муками ненавистнаго человѣка. Это — месть злобнаго раба, душа котораго чужда благородства, который не знаетъ милосердія, отъ котораго ждать пощады нечего…

Дмитрій Самозванецъ.

Совершенную противоположность Шуйскому представляетъ собою Самозванецъ. Это — смѣлый авантюристъ, которому душно и тѣсно въ монашеской кельѣ, котораго мечты влекутъ къ жизни шумной, полной всякихъ впечатлѣній… Ради этихъ впечатлѣній онъ смѣло вступаетъ на путь, который можетъ его привеств къ плахѣ. Но смерти онъ не боится. Онъ беззаботно и смѣло смотритъ въ жизнь и старается отъ нея взять все, что можно, безъ всякихъ хитроумныхъ плановъ. Когда онъ беззаботно пируетъ въ замкѣ Мншка, онъ готовъ забыть всѣ свои затѣи, — и всей душой отдается веселію, когда онъ влюбляется въ Марину, — онъ не думаетъ ни о чемъ, кромѣ своей любви, и съ беззаботвой смѣлостью открываетъ ей всѣ свои тайны. Пораженіе его не огорчаетъ въ такой мѣрѣ, какъ смерть его любимаго коня. Впрочемъ, эта самоувѣренность и безпечность — вѣрный залогъ успѣховъ въ борьбѣ съ запуганнымъ, истерзаннымъ-морально Борисомъ.