и которое было результатомъ нерусскаго воспитанія нашего дворянства. На всю жизнь сохранилъ поэтъ благодарность къ своей старой нянѣ. Зато француженки-гувернантки и французы-гувернеры совсѣмъ не сумѣли овладѣть его «неуимчивой» натурой: и вотъ, не зная родительской любви, почти не вѣдая надъ собой контроля, онъ росъ свободно и безпорядочно.
Пушкинъ въ лицеѣ.
Въ 1811-омъ году родители помѣстили его въ царскосельскій лицей, тогда только что открытый. Здѣсь Пушкинъ занимался неровно, — только тѣмъ, что его интересовало; педагогическимъ вліяніямъ своихъ лицейскихъ наставниковъ онъ совсѣмъ не поддался. Съ товарищами y него отношенія были тоже непрочныя. Вспыльчивый, неровный въ обращеніи, то назойливый, то обидчивый — онъ для многихъ изъ нихъ остался навсегда человѣкомъ непонятымъ. Сблизился онъ только съ Пущинымъ и Дельвигомъ, которые сумѣли подъ несимпатичной оболочкой открыть его любящее сердце. Они привязались къ нему, и онъ на ихъ чувства отвѣтилъ такой-же неизмѣнной любовью.
Литературныя интересы лицеистовъ.
Особенное значеніе имѣлъ для Пушкина лицей въ томъ отношеніи, что здѣсь окончательно сложились его литературные вкусы: онъ сдѣлался центромъ литературнаго кружка тѣхъ товарищей, которые, какъ и онъ, пописывали стишки. Молодые поэты издавали и свои рукописные журналы. Чтеніе тоже процвѣтало въ лицеѣ. Лицеисты выписывали всѣ лучшіе тогдашніе журналы и слѣдили за русской и иностранной литературой. Впрочемъ, Пушкинъ остался вѣренъ той «легкой» французской поэзіи, съ главными произведеніями которой онъ ознакомился еще дома. Вотъ почему и первые литературные опыты его почти всѣ носятъ слѣды вліяній этой фривольной поэзіи.
Вліяніе Чаадаева.
Пользуяеь «свободой» лицейской жизни, Пушкинъ часто посѣщалъ общество царскосельскихъ гусаровъ. Здѣсь онъ сблизился съ Нащокинынъ и Каверинымъ, — съ ними онъ кутилъ и повѣсничалъ; въ обществѣ гусаровъ подружился онъ и съ Чаадаевымъ. Этотъ образованный человѣкъ, «философъ-трезвенникъ», въ веселомъ обществѣ гусаровъ былъ «загадкой». Пушкинъ заинтересовался внъ, и многіе вечера провелъ въ его кабинетѣ, слушая либеральныя рѣчи этого «мудреца-мечтателя». Можно думать, что либерализмъ Чаадаева былъ чисто-теоретическимъ, оторваннымъ отъ жизни, — тѣмъ не менѣе, онъ плѣнилъ Пушкина. Подъ вліяніемъ его, Пушкинъ сталъ думать о тонъ, чтобы "отчизнѣ посвятить души высокіе порывы", онъ сталъ мечтать, что наступитъ время, когда "заря плѣнительнаго счастья" разгорится на родинѣ и воцарится "святая вольность". Вѣроятно, въ такомъ же либеральномъ духѣ были бесѣды Пушкина и съ Пущинымъ, который, еще лицеистомъ, сблизился съ будущими декабристами.
