– Останься, – увещевал Федор, – ничего не случится, если сегодня ты скажешься больной.
– Мне нельзя пропускать работу, Федя, – отвечала она со вздохом. – У нас летний сезон и без того не самый удачный в смысле заработка, а если в конце месяца с меня еще и удержат за прогулы – совсем худо.
Сейчас Лосев терзался угрызениями совести, бродя по квартире и зачем-то перекладывая вещи с места на место. Если бы он мог, если бы он только мог нормально обеспечивать их маленькую семью – не было бы этих страданий и страхов, не случилось бы катаклизмов всех последних месяцев и дней! Он сам во всем виноват! Он сам виноват, что его жизнь складывалась совсем не так, как он мечтал еще там, в Москве, стоя перед холстом в мастерской Страхова и размышляя о таинственной судьбе одинокого и несчастного Эстея.
А сейчас мир словно опрокинулся, увлекая Федора за собой в водоворот странных и страшных событий. Убийство, фотографии, мерзкий тип в очках и с бакенбардами, отрезанная рука… Лосев остановился посреди комнаты и уже в сотый раз за сегодняшний день бросил тревожный взгляд на будильник: «Почему же не звонит Гаев? Он уже давно должен был все закончить!»
Федор сделал в волнении еще один круг по квартире и, поколебавшись, схватил трубку. Очень долго было занято. Лосев слушал противные частые гудки и в раздражении хлопал рукой по рычагу. Наконец телефон следователя сдался его настойчивости, и в трубке простонал длинный сигнал соединения. Через мгновение в ней что-то щелкнуло, и спокойный мужской голос произнес:
– Гаев у телефона.
– Это… это Лосев, – выдохнул Федор, и сердце его заколотилось в уже знакомой саднящей тревоге.
– Слушаю вас.
Федор растерялся настолько, что даже не нашелся что сказать. Он сжал влажными пальцами трубку и выдавил хрипло-виноватое:
– Я хотел… м-м-м… хотел спросить…
– Спрашивайте, – разрешили на том конце провода.
– Вы… вы были в студии? – Федор наконец нашел правильную форму вопроса.
– Да, был. И не я один. Были еще оперативники и криминалисты.
– И… что же?
– Ничего.
Федор задохнулся.
– Как – ничего? Что значит – ничего?
– Ничего означает ничего. Ни отрезанной руки, ни даже видимых следов борьбы мы там не обнаружили.
– А вы внимательно смотрели?
Гаев промолчал в ответ на этот глупый вопрос.
– Другими словами, – медленно произнес ошеломленный Лосев, – она бесследно исчезла?
– Или не существовала никогда, – безжалостно закончил следователь.
В трубке уже запищали противные частые гудки, а оглушенный Федор еще долго держал ее в руках.
