Секунды две они смотрели друг на дружку, затем она инстинктивно поджала колени к животу и пнула нахала пятками в грудь. От жесткого удара деревянных подошв сандалий (не стала снимать на ночь, чтобы снова не путаться в шнуровке) паразит охнул и осел на пол. Глаза его стали круглыми – вероятно, не ожидал подобного гостеприимства. Ди уже была на ногах, но и оборванец опомнился, нырнул вперед и схватил ее за лодыжки.
– Погоди, крошка, не убегай. Мы с тобой повеселимся.
Голос его был хриплым, рыкающим, и держал оборванец крепко, распластавшись на полу. Ди потеряла равновесие и тоже свалилась. Бродяга, изгибаясь как червяк, стал наползать на нее.
– Нет ты дашь мне, курочка желтоперая. Всем даешь, а бедного горемыку Пандара вот как принимаешь?… Ах ты ж…
Он взвыл от боли – Ди ногтями вцепилась ему в причинное место. Оборванец задергался, пытаясь отодрать ее руку, и отвалился в сторону. Ди вскочила и бросилась вон из лачуги.
Бежала долго – пока в голове не прояснилось, и вместо рефлексов и инстинктов не заговорили внятные соображения. Тогда она остановилась и, тяжело дыша, посмотрела на руку. Та была в крови, уже высохшей. Ди передернуло от омерзения.
Она направилась к морю, держа оскверненную руку на отлете, точно та была не своя, а навязанная ей кем-то. На берегу, не раздеваясь, в платье и сандалиях, вошла в воду. Отмыла руку, потом немножко поплескалась на мелководье, приходя в себя.
Палящее с самого утра солнце высушило одежду и волосы почти мгновенно. Там же, на берегу, Ди решила больше не слоняться почем зря по городу, а идти прямиком к Башне. Как и накануне она купила у уличного торговца хлеба и сушеных ягод. Потом встретила развозчика молока и попросила напиться. Старик отцепил от пояса большую глиняную кружку и налил доверху. Молоко было густым, теплым, непривычным на вкус.
Башня встретила ее молчанием великана, которому не с кем говорить в мире пигмеев. Чтобы не передумать, Ди быстро подошла к воротам, взялась обеими руками за тяжелое кольцо и несколько раз ударила им в створку.
Она и ждала и не ждала, что ей откроют. А когда массивная створка начала медленно надвигаться на нее, отворяясь, Ди пришлось пересиливать внезапное детское желание сбежать – спрятаться от того неизвестного и огромного, что ожидало ее внутри.
Половинка ворот распахнулась, и Ди, чуть помедлив, перешагнула черту, отделяющую город от владений неведомого бога.
Ей навстречу шагнул человек в длинном, до пола, одеянии, как ряса монаха, но чистейшего белого цвета. Он молча закрыл врата, затем взял одиноко горящий факел и зажег от него масляные настенные светильники по обе стороны неширокого прохода, что вел в недра Башни. И только после этого заговорил:
