– Ну так все же: что ты делал на корабле?
– Ничего...
– Хорошо. Допустим. Что с тобой делали на корабле?
– Уколы кололи...
– Какие?
– Откуда же мне знать...
– Больно было? – участливо спросил майор.
– В лагере больнее...
– Ну и дальше?
– Что дальше... плохо было... тошнило, рвало... поносило... сыпь была. Сознание потерял.
– Ладно. Мы сделаем тебе анализы и все проверим, – предупредил майор. – Еще что было?
– Еще в камеру водили...
– Что за камера?
– Не знаю... Там машины какие-то...
– Тоже было больно?
– Не, там не больно. Но потом все равно рвало. И волосы лезли...
Жаворонок задумался. Пока все совпадало с предположениями и прогнозами. Лучевая болезнь интересовала Лаврентия Павловича особенно.
– И ослабел, говоришь, сильно? – спросил он неожиданно.
– Да... ноги не ходят...
– Угу. А как же ты Месснера убил?
– Кого? – Остапенко наморщил лоб.
– Немца. С которого вы шмотки сняли.
Сережка разволновался. Он почувствовал, что его поймали на явном несоответствии, хотя он рассказывал чистую правду.
– Я не знаю, как оно получилось, – произнес он с горячностью. – Мы же вдвоем... Это как сила какая-то прилетела откуда-то. Мы не думали, что получится. Я и помню-то слабо. Он такой гад был...
– Гад, – согласился Жаворонок. – И все же? Как?
– Отвернули балясину железную... там была такая над койкой...
– Чем отвернули? – иронически усмехнулся майор.
– Крестом.
– Каким еще крестом?
– Вот этим, – дрожащими руками Сережка полез за пазуху, вывалил на ладонь погнувшийся крестик.
Жаворонок покачал головой:
– Так ты, выходит, верующий?
Остапенко пожал плечами. Ему было трудно определить свое отношение к религии. Он знал только, что крест его спас.
– А ведь пионером был небось? – Майор прищурился еще сильнее.
– Был. У нас все были...
– Пионер, а крест носишь. Ну-ка, снимай и давай сюда.
– Нет!
Сережка выкрикнул это звонко, страшно.
Он накрепко зажал крестик в кулак и отпрянул. В глазах его Жаворонок прочел готовность убить и его, особиста, как гада-Месснера, если понадобится, если он только посмеет посягнуть на крест. Ему уже приходилось видеть подобный огонь в очах фанатиков-мракобесов, которых он сутками выдерживал без сна, в стоячем положении, и которым мочился в лицо и расплющивал суставы.
– Ну-ну, – майор покачал головой.
Сережку трясло.
Вдруг глаза его, извергнув последнее пламя, закатились, и он грохнулся в обморок.
