— Меня… В себе… Как ты сказала? А-а! Ну ладно, скажу. Вообще-то это бриллиант. Я узнал об этом только сегодня. Мне в больнице сказал подстреленный Молчанов. Скорее всего, крупный камень из награбленных Джи-ламой. Не поцеловаться ли нам?
— С какой целью ты расстегиваешь мою рубашку?
— Это не твоя. Это моя рубашка.
— Где теперь находится камень, ты тоже знаешь?
— Тоже. Знаю.
— Но мне не скажешь?
— Почему это не скажу? Скажу.
— Где он?
Я потянулся за водкой, рукой по дороге задел остатки «Спрайта», уронил и его и водку, начал вытирать лужу прямо ладонью, что-то говорил девушке, потом выпил… причем похоже, что выпил все-таки на брудершафт, потому что сразу после этого мы поцеловались… поцелуй был долгим… я чувствовал, как она дышит… она сказала: «Ух ты!»… и я целовал ее лицо, а она сжимала мои горящие щеки своими мягкими ладошками и что-то шептала… и у нее была восхитительная нежная кожа, а когда я целовал ее, то от нее пахло сигаретами и духами… наверное, ужасно дорогими… остановиться я уже не мог, а она говорила «Милый…» и задыхалась, и вся была моя, вся абсолютно.
А потом была темнота. И только музыка еще долго что-то шептала в этой замечательной темноте.
Первым ощущением наступавшего утра, как обычно, была сухость во рту. Я давно привык просыпаться от этого ощущения. Хотелось воды. Холодной и вкусной. Желательно ведро.
Я открыл глаза. Это было не просто. У меня на груди лежала девичья голова. Белокурая. Голова была тяжелой, как гиря.
Ага…
Подробности вчерашнего вечера начали потихоньку просачиваться в день сегодняшний. От
некоторых подробностей хотелось покраснеть.
Я стал выбираться из-под Жасмин. Не просыпаясь, она недовольно помычала. Я погладил девушку по спине и на цыпочках пошел на кухню. Лицо у спящей Жасмин было розовым и очень красивым.
Стол напоминал поле боя. Подбитым дзотом раскорячилась пепельница. Наши понесли сокрушительное поражение.
Напился я прямо из-под крана. Вода была теплой и противной. Одежда — даже трусы — осталась в гостиной, рядом с диваном, на котором спала Жасмин. Пока умывался, я еще пару раз приложился к холодной воде.
Потом я вышел на кухню, отыскал сигареты и закурил.
— Привет.
Она стояла, опираясь голым плечом о дверной косяк. Все остальное, помимо плеча, у девушки тоже было голым.
Слегка опухшая ото сна. По щекам трогательно размазана тушь. Белобрысая грива спутана. Губы распухли от поцелуев. От моих поцелуев.
— Иди, поцелую.
— Ты уверен, что похмельное утро — это подходящий момент для поцелуев?
