— Какая печальная история! Зачем вы мне ее рассказываете?
— Знаете, что интересно? Кострюков успел передать из тюрьмы на свободу всего одно письмо. Он сидел в спецтюрьме НКВД на шестом подземном этаже. И тем не менее умудрился переслать жене письмо. Как? Я не знаю. Зачем? Думаю, оно было очень важно для него, это письмо… Поправьте меня, если я не прав.
Я промолчал. Что я мог сказать?
Дэн продолжал смотреть мне в глаза.
— Кострюкова сажают в тюрьму. Ему грозит смертная казнь. Но единственное, о чем он думает, сидя в камере, — это как бы переправить на волю письмо. Что заставило его так себя вести? Я не знаю. А вы?
— Я тоже не знаю.
(Он просил прислать ему канистру пива… Холодного…)
— Знаете, о чем я подумал? Если одного человека очень интересует то, что известно второму, то ведь эти двое могут договориться. Сойтись в цене… Вы понимаете, что я имею в виду?
— Абсолютно не понимаю!
(Вернее, понимаю. Ты хочешь, чтобы я откупился от тебя, и тогда отпустишь меня в кафе…)
Пока мы спускались вниз, Дэн поддерживал меня за локоть и продолжал бубнить:
— Я не тороплю вас с ответом. Вы знаете, где меня найти. Одному вам все равно не справиться. Наш соотечественник Ли уже пытался не учитывать интересы всех сторон…
Потом мы все-таки оказались за оградой монастыря. Десять минут до ближайшего магазина… полдоллара за банку пива… все!
Дэн предложил подбросить меня на своей консульской машине. Нашел дурака! Он щелкнул дверцей машины и уехал. Я остался стоять под дождем. Я курил и чувствовал, как по лицу стекают холодные капли. Они совсем меня не раздражали.
Докурив, я повернулся к дацану спиной и пошел искать магазин. С пивом. С холодным, как этот осенний дождь пивом.
Ушел я не далеко.
— Стогов!
У ограды монастыря стояла Жасмин. Девушка, каждое появление которой в моей жизни означало новый виток неприятностей.
Первое, что я сделал, — огляделся по сторонам. Когда я увидел эту девушку впервые, в клубе застрелили китайца. Во время второго свидания дубинкой по голове получил уже я сам.
Что на этот раз?
— Давно не было тебя видно. Я начал бояться, что остаток жизни придется провести в тоске и без неприятностей.
— Ты не рад меня видеть?
— Очень рад. Столько времени прошло, а голову мне так никто и не проломил. Теперь, надеюсь, дела пойдут, а?
— Все остришь… Красавчик…
Только тут я понял. Точнее, почувствовал. Жасмин была пьяна. Вернее, нет. Она была не просто пьяна, а пьяна смертельно… вдрабадан.
Она попыталась сделать шаг мне навстречу и рухнула мне на руки. Мягкими детскими ладошками она гладила мне лицо и повторяла всего одну фразу:
