— Все так запутано… так страшно…
— Нет! Только не надо делать глупости… Ваш муж решит, что вы вернули ключ в управление кассы. У вас как будто и в самом деле не будет больше этого ящика.
— Я даже могла бы постараться вносить плату немного раньше срока, чтобы мне не посылали извещений на дом…
— Вот и прекрасно. Впрочем, я скоро приведу к вам Легедри, и он сам попросит вас отдать мне пакет. Или возьму у него записку.
— Записку… да, правда! Почему вы не пришли с запиской от него?
— Потому что я мог представить вам гораздо более веские доказательства. Ведь я посвящен в кучу подробностей о нем, о вас, о том, как вы познакомились. Если вам угодно, я расскажу кое-что… По крайней мере, вы перестанете сомневаться.
— Нет, сударь, я вам верю.
— По-моему, это много убедительнее, чем три строчки и подпись, которую легко подделать. И потом, в делах настолько секретных я не люблю злоупотреблять письмами. Никогда не знаешь, в чьи руки они попадут. К тому же адвокат, берущий на себя известное поручение, привык, чтобы ему верили на слово.
— О, простите меня, сударь. Я говорила так, вообще.
* * *
Они подошли к контролю.
— Вы хотите спуститься со мной? — спросила она.
— Конечно.
— Вы думаете, можно?
— Я в этом уверен. Абонент сейфа имеет право приводить с собой кого угодно.
В подвале одинокие женщины с обручальными кольцами на руках, мелкие рантье и пенсионеры с женами сидели за узкими столами и стригли купоны. Софи Паран почувствовала, что ее охватывает отчаянная и нежная тоска. Почему она не одна из этих женщин! Было бы так отрадно прийти в этот теплый подвал, полюбоваться на семейные сбережения, привести их в порядок, навести на них красоту, зная, что муж, всецело тебе доверяющий, работает где-то там, далеко. Уйти с несколькими купонами в сумочке. Получить по ним деньги в ближайшем банке; тут же неподалеку купить вещь, которую уж давно хотелось, и вечером поставить ее в виде сюрприза на обеденный стол.
Она же собиралась совершить тайную операцию, о которой не должен был знать никто на свете, кроме загадочного человека, сопровождавшего ее. Ей казалось, что одного ее присутствия достаточно, чтобы в этом подвале, предназначенном для порядочных людей, распространился душок притона. Ибо ложь, супружеская неверность, запретные уловки, воровство, может быть, и бог знает что еще худшее обступили ее, как свита, впереди которой выступал мнимый адвокат с черной бородой, единственное видимое существо из всей банды. «Как смущают меня его глаза! Я не смею смотреть на него».
