Силы Парижа | страница 6



Кажется, будто каждый экипаж, каждый человек, каждый мускул, каждая клеточка, каждое колебание атома напрягаются и изгибаются вперед, чтобы прижаться к себе подобным единицам.

Неподвижность обусловлена этим сплочением тел.

Улица не очень любит себя. Существо, которое жило бы весь день, как она живет в этот напряженный час, очень скоро умерло бы. Силы, соприкасающиеся одна с другой, ожесточенно схватившиеся друг с другом и производящие вследствие этого впечатление равновесия, очень скоро ослабели бы, как хлопающие пружины; элементы, вступившие в борьбу друг с другом, съежились бы: наступила бы полная и окончательная смерть, мгновенное разложение; или же нетерпение и возмущение родило бы из всех этих столкновений страшный центробежный вихрь, который в одно мгновение расплевал бы улицу по городу.

Десять часов вечера

Она подобна женщине, ложащейся спать с головной болью.

Тела на ней редки; но они пробегают улицу с одного конца до другого. Несколько экипажей, бешено мчащийся опорожненный автобус являются разбросанными там и сям обрывками недавнего оживления, смутными очертаниями существа, в котором теперь угасла жизнь.

Она испытывает ощущение пустоты, которую замутняют неверные отблески; — ощущение тишины, которая едва-едва нарушается шумом в ушах; — ощущение солоноватого, противного привкуса, обыкновенно остающегося у нас после длинного обеда, на котором было выпито лишнее.

Девицы, стоящие у углов зданий, внушают прохожим мысль о теплых комнатах, где плоть вкушает наслаждение, презревши высокие материи.

Улица почти не помнит себя; она перестала существовать во времени.

Есть только прохожие на тротуарах, которые вмещают ее в своих взорах и дают ей существовать в своих мечтах; есть люди, сидящие у круглого стола за стеклами ночного ресторана; лаская рукою свои стаканы, в которых распускается широкое лицо пьянящей влаги, они видят улицу через зеркальные стекла, щупают ее простор, и хотя она пуста, находят, что она оживлена; что у нее есть направление и скорость; что она очищена, освобождена от своего тела; что бьющая ключом жизнь ее нематериальна и является как бы ночным танцем обнаженных стихий.

Пассажи

В центре города, там, где ткань ритмов самая плотная, где жесты, голоса, скорости спутываются в пушистый ком, который вечером воспламеняется; зажатые между бульварами и предместьем Монмартра, как между засовом и пружиною, — пассажи наслаждаются своей легкою текучестью и зыбкою тишиною.