Группа состоит из двух рядов, и желтоватый свет немного растворяет их, чтобы лучше смешать. Фонарь освещает снаружи; он прижимает свое лицо к оконному стеклу, точно нищий, разглядывающий в окно всемирное собрание на ферме.
Какие-то токи пронизывают существа, сидящие в одном ряду; им приходится преодолевать лишь маленькое расстояние между локтями, коленями, слегка касающимися друг друга бедрами; препятствием на их пути служат лишь ткани, принявшие человеческие свойства от соприкосновения с телом.
Эти токи самые темные, наименее наделенные сознанием. Другие, потрескивая, соединяют между собою головы, взглядывающие друг на друга. Каждое тело образует пару с телом, сидящим напротив. В промежутке воздух кажется более жестким, и в нем слоями проносятся течения.
Группа молчит. Ни одно слово, произносимое кем-нибудь из составляющих ее людей, не доносится до слуха всей группы в целом. Но шум колес, дребезжание стекол, лязг железа, мешающие ей составить расчлененную мысль, оберегают ее от чувства неловкости, рождаемого ее немотой. Она не испытывает беспокойства в ушах, куда общее молчание вливается маленькими, холодящими тело струйками. Взоры ее направлены преимущественно внутрь. Но и извне иногда проникают сюда искромсанные картины. Своими грубыми руками движение принуждает их проходить сквозь оконные рамы, как сквозь ножи мясорубки. Это больше не предметы, это кровь, вытекшая из их ран: краски, огни, растворяющиеся в желтом свете фонаря.
Иногда омнибус останавливается. Группа замечает свое молчание; она испытывает беспокойство; она, может быть, обновится, но пассивно; какой-нибудь пассажир покинет ее, его место займет другой, независимо от воли и мечтаний группы.
Потом тряска и шум возобновляются. Группа чувствует камни мостовой, как внутренние толчки. Они не вызывают у нее представления, что омнибус утомляет улицы своим быстрым движением. У души ее нет стань отчетливых мыслей. Она полна неясных образов забытья, смутных, отрывочных снов; в ней нет ясной последовательности, — есть непрерывность. Напоминающая поток грязи, впечатление полноты и пустоты одновременно.
Пассажиры империала связаны с улицей, так что их группа почти не существует. Два ряда обращены спиной друг к другу; соседним телам передается только мягкое чувство смежности. Глаза смотрят на мостовую, тротуар, дома. Империал господствует над улицей, возвышается над ней, над ее разнообразными силами, как подвижная площадка. Его движение едино, потому что состоит из неподвижностей, перемещаемых какой-то энергией в одном направлении. Этот несложный организм пребывает в общении с улицей.
