– Антония, она меня ненавидит. Я знаю.
– Кто ненавидит? Дорин? – недоверчиво спросила Антония.
– Нет, мама.
Катрин закрыла лицо руками.
Она давно уже отказалась от всяких попыток завоевать материнскую любовь. Сколько раз, еще маленькой девочкой, Катрин заискивающе заглядывала в лицо матери, надеясь на поцелуй или хотя бы улыбку. Она старательно разучивала гаммы, делала уборку у себя в комнате, но наградой за ее прилежание были лишь ругань, пощечины, а то и побои. Долгое время девочка считала, что сама во всем виновата. Она никак не могла понять, что делает не так, чем вызван гнев мамы. Потом настал период, когда Катрин уяснила – что бы она ни делала, это ничего не изменит. Дело не в ее воображаемых провинностях, а в ней самой. Мама всегда найдет, в чем ее обвинить, а затем непременно последует кара: шлепки, удары ремнем, линейкой, пощечины. Катрин сносила все это, зная, что у нее нет выхода. По опыту ей было известно: жаловаться папе бессмысленно, от этого будет только хуже. Главное – не попадаться маме на глаза. Когда Сильви была дома, девочка старалась ступать неслышно, без крайней необходимости не выходила из своей комнаты. Она во что бы то ни стало стремилась избежать очередной сцены. Но в тот день, когда исчезла Анджелина, Катрин не выдержала – слишком велико было ее расстройство.
В этот вечер отец был дома, поэтому ужинали все вместе – в просторной и светлой столовой, выходившей окнами на каменную террасу, где в летнее время цвели красно-белые ломоносы. Катрин знала и любила каждый из этих цветков – сколько раз она пряталась на террасе, скрываясь от ругани и побоев. Едва все сели за стол, как девочка громко заявила:
– Анджелина исчезла. Ее разбили.
– Какая жалость. Как это случилось? – спросил отец.
Катрин пожала плечами и посмотрела матери в лицо.
– Спроси у нее.
– Ты снова ябедничаешь своему папочке? Опять за свое!
Дома Сильви всегда говорила только по-французски. На дочь она смотрела с нескрываемой злобой.
– Тише, Сильви, – остановил ее Жакоб. – Кэт, я обязательно привезу тебе из Венеции другую куклу, точно такую же.
– Она уже слишком взрослая, чтобы играть в куклы, – процедила Сильви. – Кроме того, у нее этого барахла сколько угодно. Ты слишком ее балуешь.
– Ты нарочно сломала мою куклу! Специально! Ты знала, что я люблю ее больше всех!
Катрин вскочила на ноги и выбежала из столовой. Она успела услышать, как мать сердито говорит:
– Врет. Врет, как обычно.
Потом начался скандал. Это было хуже всего. Слышать злобные выкрики матери было невыносимо:
