— Твое имя, малютка?
— Княжна Нина Джаваха-алы-Джамата, — звонким гортанным голоском ответила Нина.
Государь улыбнулся доброй улыбкой и погладил глянцевитые косы девочки.
— Твоя родина Кавказ? — спросила по-русски Государыня.
— Так точно, Ваше Величество! — произнесла Нина.
— А ты любишь свою родину? — спросил Государь, все еще не спуская руки с чернокудрой головки.
— Что может быть лучше Кавказа! Я очень-очень люблю мой Кавказ! — пылко, забывая все в эту минуту, воскликнула Нина, блестя глазами и улыбкой, делавшей прелестным это гордое личико, смело и восторженно устремленное в лицо Монарха.
— Charmant enfant! — тихо проговорила Государыня и о чем-то заговорила с начальницей.
Видя, что Высочайшие Гости собираются отъехать, институтский хор грянул «Боже, Царя храни», законченный таким оглушительно-звонким «ура!», которое вряд ли забудут суровые институтские стены.
Тут уже, пренебрегая всеми условными правилами, которым безропотно подчинялись в другое время, мы бросились всем институтом к Монаршей Чете и, окружив ее, двинулись вместе с нею к выходу. Напрасно начальство уговаривало нас опомниться и собраться в пары, напрасно грозило всевозможными наказаниями, — мы, послушные в другое время, теперь отказывались повиноваться. Мы бежали с тем же оглушительным «ура!» по коридорам и лестницам и, дойдя до прихожей, вырвали из рук высокого внушительного гайдука соболью ротонду Императрицы и форменное пальто Государя с барашковым воротником и накинули их на царственные плечи наших гостей.
Потом мы надели теплые меховые калоши на миниатюрные ножки Царицы и уже готовились проделать то же и с Государем, но он вовремя предупредил нас, отвлекая наше внимание брошенным в воздух носовым платком. Какая-то счастливица поймала платок, но кто-то тотчас же вырвал его у нее из рук, и затем небольшой шелковый платок Государя был тут же разорван на массу кусков и дружно разделен «на память» между старшими.
— А нам папироски, Ваше Величество! — запищали голоса маленьких, видевших, что Государь стал закуривать.
— Ах вы, малыши, вас и забыли! — засмеялся он и мигом опустошил золотой портсигар, раздав все папиросы маленьким.
— Распустите детей на три дня! — в последний раз прозвучал драгоценный голос Монарха, и Царская Чета вышла на подъезд.
Оглушительное «ура!» было ответом — «ура!» начатое в большой институтской швейцарской и подхваченное тысячной толпой собравшегося на улице народа. Кивая направо и налево, Высочайшие Гости сели в сани, гайдук вскочил на запятки, и чистокровные арабские кони, дрожавшие под синей сеткой и мечущие искры из глаз, быстро понеслись по снежной дороге.
