Записки институтки | страница 47
Серьезная Додо извлекла из своего стола толстую книгу с изображением индейцев на обложке и погрузилась в чтение.
К обеду вернулись старшие. С шумом и хохотом пришли они в столовую. Их щеки горели от удовольствия, вынесенного ими из театра. Они не дотронулись даже до обеда, хотя обед с кулебякой и кондитерским пирожным, с тетерькою на второе был самый праздничный.
В пять часов нас повели в дортуар, чтобы мы успели выспаться до предстоящего в этот вечер обычного бала, на котором нам, «седьмушкам», было позволено оставаться до 12 часов.
На лестнице нас обогнала Ирочка Трахтенберг с неизменной Михайловой под руку. Она с улыбкой сунула в руки смущенной Нины полученную в театре коробку конфект с вензелем Государыни на крышке.
— Merci, — могла только пролепетать сконфуженная Нина и ужасно покраснела.
Спать легли весьма немногие из нас, остальные же, большая половина класса, разместились на кроватях небольшими группами.
Кира Дергунова, «второгодница», то есть оставшаяся на второй год в классе и, следовательно, видевшая все эти приготовления в прошлом году, рассказывала окружившим ее институткам с большим увлечением:
— И вот, mesdam'очки, библиотека будет украшена елками, и там будет гостиная для начальства, а в четвертом классе будет устроен буфет, но чай будут пить только кавалеры. Кроме того, для старших будут конфекты… фрукты…
— А для нас? — не утерпела Маня Иванова, начинавшая глотать слюнки от предстоящего пиршества.
— А нам не дадут… — отрезала Кира. — Нет, то есть дадут, — поспешила она поправиться, — только по яблоку и апельсину да по тюречку конфект…
— А-а, — разочарованно протянула Маня.
— Тебе скучно? — спросила меня Нина, видя, что я лежу с открытыми глазами.
— Да, домой тянет, — созналась я.
— Ну, Люда, потерпим, ведь теперь ноябрь уже в середине, до праздников рукой подать, а второе полугодие так быстро промелькнет, что и не увидишь… Там экзамены, Пасха… и лето…
— Ах, лето! — с восторженным вздохом вырвалось у меня.
— И вот, mesdam'очки, войдет Maman, оркестр заиграет марш… — тем же тягучим, неприятным голосом повествовала Дергунова.
В 7 часов началось необычайное оживление; «седьмушки» бежали под кран мыть шею, лицо и чистить ногти и зубы. Это проделывалось с особенным старанием, хотя «седьмушкам» не приходилось танцевать — танцевали старшие, а нам разрешалось только смотреть.
В 8 часов к нам вошла фрейлейн, дежурившая в этот день. На ней, поверх василькового форменного платья, была надета кружевная пелеринка, а букольки на лбу были завиты тщательнее прежнего.