Он посветил нам, пока мы не выбрались кое-как с опасной тропы, и приказал веревку отстегнуть. Младший монах, вынырнувший откуда-то сзади, смотал ее в кольцо.
— Сейчас я выключу свет, — сказал старший, — и мы пойдем снова. Держаться за руки запрещается. Разговаривать запрещается. Постарайтесь ощущать друг друга на расстоянии, чтобы не потеряться. Если это сложно, ориентируйтесь по звуку шагов.
Судя по лицам, многие из нас испытывали чувство вины, точно совершили грубую ошибку, нечто недозволенное. Поэтому никто возражать не стал. Свет погас, и мы погрузились во тьму.
Это было странное путешествие. Люди — точнее, их силуэты — выглядели ненастоящими. Я шла за звуками, а кто-то шел за мной, но это не имело значения.
Я ощущала себя в одиночестве и во мне крепла уверенность, что я могу сейчас пойти куда угодно — вопреки общему направлению, туда, где меня никто не найдет.
Холодало. Наверху порыв ветра принес запах дождя. Мы шли по гребню, и в какой-то момент мне почудилось, будто мы идем за сокровищем.
Будто мы идем по хребту давно умершего, окаменевшего, не дождавшегося героев дракона.
Высокая тень впереди махнула рукой, приказывая остановиться. Мы ждали тихо, сдерживаемые запретом на разговоры. Кажется, младший монах ходил между нами и двигал руками как колдовал. Я глубоко вдохнула воздух, который рассказывал мне о камнях и соснах, о высоте и звездах, о небе и вечности. Потом кто-то подошел со спины и мягко завязал мне глаза. Продолжая стоять, потому что не знала, что надо делать, я вдруг испугалась, что теперь нам придется идти с завязанными глазами.
Тут чьи-то руки подтолкнули меня и помогли забраться… куда-то; усадили на мягкое. Через несколько минут мы тронулись. Нас везли — бережно, ровно, покачивая и почти беззвучно. Я засыпала.
Очнулась я в своей комнате, на кровати. В голове стремительно таяли образы сновидений, я не успела ухватить их сознанием. Но было ли это сном? Ноги помнили восхождение на гору, жесткие ребра камней сквозь подошвы. А потом — нас ведь везли наверх, а не сюда, в Монастырь. И там — почти целая ночь. Значит, случилось что-то, чего я не помнила.
Но я не помнила толком даже собственной жизни. Той, которую я ощущала как настоящую.
Неважно, — сказала я себе, успокаивая, и, дождавшись ударов колокола, отправилась в круглый двор.
Еще там я заметила, что кого-то из шестнадцати не хватает. Но лишь в столовой сообразила, кого. Тот спортивный загорелый блондин, приятель очкастого парня, который ночью сорвался в пропасть. Исчез, как будто и не было.
