Виктор принял решение — выйти навстречу своему страху. Он помнил, что чертова камера снимала его и что все, кого она снимала, погибли, а значит, должен погибнуть и он. Но если прав Михаил и можно разорвать эту проклятую цепь, то это нужно делать самому — быстро и без раздумий, как будто вырываешь гнилой зуб…
— Эй ты! — заорал Филя, увидев парня, двигавшегося прямо на него с видеокамерой на плече. — Куда, сука!!! Всем сказано было отойти!
— Я журналист! — крикнул Виктор. — Я тебя снимаю для утренних новостей. Не стреляй!
Отступившие было менты вновь подобрались, приподняли стволы пистолетов и укороченных «калашей». И вот тут Филипп Бастрыкин, кажется, впервые растерялся.
Саакян проснулся. Впрочем, он не спал — просто лежал с закрытыми глазами и наблюдал за разворачивающейся драмой. Он не видел деталей, но мог с достаточно большой точностью угадывать ход событий, и происходящее на парковке возле ночного клуба «Лагуна» поначалу его вполне устраивало.
К великому сожалению профессора, эту изумительную во всех отношениях центрифугу Виктору Вавилову устроил не он. Подобные истории время от времени случаются — по воле неизвестного драматурга, когда звезды на небе складываются в определенном порядке, предугадать который невозможно. Саакян успел лишь под самый занавес восхититься изощренностью замысла и филигранной точностью реализации, и он страстно желал, чтобы этот неведомо кем поставленный спектакль закончился так, как было написано в пьесе. Это была бы поистине сумасшедшая история!
Но вмешался Поречников, и жертвенный баран Виктор Вавилов уже не собирался покорно следовать на убой. Он решил послать драматурга к чертовой матери и состряпать альтернативный финал. Да и хрен бы с ним, с этим безнадежным самовлюбленным идиотом! Но Поречников! Он не должен победить!!!
Александр Георгиевич накинул халат, вышел на балкон, посмотрел, сощурившись, на просыпающийся алеющий восток. Точнее, в сторону клуба «Лагуна».
Ах, как жаль, что он не может повлиять на происходящее! Чертовски жаль!
Филипп Бастрыкин быстро справился с замешательством. Уверенно-взволнованный вид этого сраного журналиста не мог его обмануть. Впрочем, даже если это и действительно был журналист, какая, к черту, разница!
— Стоять, сука!!! — крикнул Филя на всякий случай, что называется, для очистки совести, как часовой на посту. Убедившись, что журналист прет вперед, снимая происходящее на камеру, и вовсе не собирается останавливаться, Филя вынул ствол пистолета из-под подбородка заложника-официанта, навел его на Виктора и нажал на курок.
