Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги | страница 54
— Проститутки на самом деле лучшая часть нашего общества. Они обычно становятся такими, потому что они лучше других. Сейчас, правда, это изменилось, потому что появились валютные проститутки. Но во времена моей молодости это были женщины, которые были лучше других. Для этого было множество причин, которые за три минуты не перечислишь.
— Они жертвуют как бы своей жизнью?
— Всякая женщина жертвует собой. Но к женщинам, которых называют проститутками, по-моему, еще и относятся несправедливо. Я говорю совершенно серьезно и искренне. Вы обращали внимание, что они первыми признали Христа? Только я вовсе не оспариваю Вашего высокого мнения об уме Вашего приятеля-милиционера.
— Вам понаслышке или биографически известно выражение „мой тип женщины“, „искра, пробегающая между мужчиной и женщиной“?
— К сожалению, биографически.
— Описать можете?
— Могу прочесть стихотворение, в прозе не умею.
— Скажите, как Вы думаете, что бывает после нашей смерти?
— Есть два ответа на подобный вопрос, данные великими людьми, которые мне близки. Флобер, например, говорил, что только дурак рассчитывает, что его будут читать после смерти. Я пишу потому, что мне это нравится. И другой человек, если не великий, то значительный, Борхес, говорил, что ему противна мысль, что его после смерти кто-то будет читать.
— Вы более дорожите общением с несколькими людьми, которые считают Вас гениальным человеком?
— Никто меня не считает гениальным человеком, надеюсь. Благодарю вас, но предпочту общаться с теми, кто не считает меня гениальным человеком.
— А каким? Заурядным, посредственным?
— Не знаю, но во всяком случае, если бы меня считали гениальным, мне было бы неприятно.
— Отчего Вы думаете, что бездарно проживаете свой день?
— Потому что я никогда не успеваю осуществить то, что должен был бы. На этот вопрос дал точный ответ Лев Толстой. Он говорил, что гладких, жуирующих писателей и мыслителей не бывает. Если человек мыслитель или писатель, то он все время чувствует, что он мог бы сказать то, что спасло бы всех людей, а не сказал еще. Я чувствую то же.
— Вы больше философ или верующий человек? Например, не просыпались ли Вы с благодарностью за то, что проснулись?
— Я только так и просыпаюсь, иначе я не просыпался бы. Я вообще не философ, я верующий.
— Вот Вас и в Израиле, и в Москве знает только узкий круг людей. Приставкина, Бондарева, Солоухина знают, а Вас — нет. Вы никогда не заботились о славе?
— Тот узкий круг, о котором Вы говорите, знает меня много лучше, чем широкая публика о людях, которых Вы назвали. Знают лишь их имена. Я предпочту, чтобы меня знали в моем узком кругу, но знали действительно.