– Всего лишь жена. Точно, – саркастически подтвердила Бэби.
Последовала долгая пауза.
– Джорджина? Ты меня слышишь? – забеспокоилась Бэби.
– Я здесь, дорогая.
– Ну? Как насчет „Мейфэр"? Скажем, в половине седьмого?
– Вообще-то, я работаю с образцами краски. Все разложено на буфете в посудной. И мне очень хочется прибраться до появления Таннера.
Теперь замолчала Бэби, продолжая не спеша накладывать лак. Наконец она спросила с наигранной небрежностью, скрывая возрастающее беспокойство:
– Когда вернется домой Таннер?
– Ближе к вечеру. Я не хочу, чтобы он увидел этот беспорядок, когда войдет в дом.
Бэби покончила с педикюром.
– Понимаю, – сказала она, тщательно обдумывая слова. – Тогда, может, мы могли бы встретиться на неделе. – Она помолчала. – За ленчем. – Последовала еще одна пауза. – Мы можем пойти в „Каравеллу". – Она прислушалась к биению своего сердца. – Как в добрые старые времена.
Так. Она все же произнесла это. Она позволила себе предъявить тот счет, по которому, как она уверяла Джорджину, ей никогда не придется платить.
Поскольку в вертикальном положении Бэби чувствовала себя увереннее, она спустила ноги с кровати. Она задела пяткой флакончик с лаком, и он, опрокинувшись, оставил на простыне ярко-красное пятно.
– Проклятье! – прошипела она и, попытавшись соскрести лак, лишь ухудшила картину.
– Бэби? В чем дело? – спросила Джорджина.
– Проклятье! – воскликнула Бэби, прижимая трубку плечом. – Я только что пролила лак на эту чертову простыню.
– Скорее возьми старое полотенце и подложи под пятно. Затем найди пятновыводитель. И прикладывай, но только не растирай.
Поднявшись, Бэби четко и ясно повторила ее указания. Уязвить Джорджину не удалось.
Нива Форбрац покинула галерею в Саттон-Плейс Саут, где проходил аукцион, в полдень пятницы перед Днем труда. До последней минуты она надеялась, что ей удастся найти что-нибудь для приема у Гарнов этим вечером в Хэмптоне; вещи для уик-энда так и не были уложены. У Гарнов намечался великолепный прием. Все умирали от желания увидеть, во что Тита с помощью денег Джордана превратила свой дом в Хэмптоне. Когда Нива спешила по Пятьдесят седьмой стрит Ист, по улице пронесся порыв душного влажного ветра, и ее тонкое льняное платье прилипло к ногам.
Ей очень нравилось ходить на работу с голыми ногами. Будь ее воля, она вообще ходила бы обнаженной. Другие женщины в галерее упали бы в обморок при виде нагой плоти. Как ни любила Нива аукционный бизнес, она с удовольствием избавилась бы от общества дам, с которыми ей приходилось работать. К себе они относились с исключительной серьезностью, а вот к работе – совсем иначе. Выглядеть как можно более элегантными и исполнять работу с изящной небрежностью входило в их обязанности. Внешне все они походили друг на друга, как горошины из одного стручка: черные бархатные ленточки в волосах, строгие аккуратные костюмчики и нитка жемчуга на шее.
