Неужто ж Юлий и в самом деле обо мне думает? Сейчас думает? — замирала вдруг Золотинка, откинувшись на подушку.
Принцесса щебетала свое. Тяжеловесная мамка с повязанным на уши шарфом, взгромоздившись на устойчивый треугольный табурет, бесцветным голосом воспроизводила по-словански Нутины вздохи и ахи.
Пытаясь отогнать негожие мысли, Золотинка добросовестно вслушивалась, но надоедливый вздор усыплял ее. Сказывалась давняя привычка рано ложиться, крепко спать и рано вставать. Золотинка спала, и мамка отлично это видела, но еще с четверть часа, перевирая и сокращая по своему разумению все сказанное, вещала в пустоту Нутины речи.
Наконец, затянувшееся недомогание наследника утратило всякое правдоподобие, и было объявлено, что княжич прибудет на корабль невесты к началу стрелкового состязания.
Вскоре после утренней трапезы — дело между тем близилось к обеду — на левой оконечности кормы сразу у лестничного спуска установили короткий шест с деревянным петухом. Доставили луки, большие тисовые, хорошо Золотинке знакомые, и малые, но тяжелые, сложно изогнутые составные луки, набранные из роговых пластин и оленьих жил. Дворяне Юлия разобрали тисовые, а дворяне принцессы — роговые. Золотинка нашла случай попробовать чужеземный роговой лук, но и с предельной натугой не смогла натянуть его на полный вылет стрелы, непривычно маленькой. Простой тисовый лук лучше ложился в руку, потому что усилие — тоже огромное — раскладывалось здесь на стрелу, которая была почти вдвое длиннее. Как раз такой лук и был у них на «Трех рюмках».
Одетый с головы до ног в красное, прибыл Юлий. В повадке его сказывалось подчеркнутое достоинство, которое позволяет удалить окружающих на точно отмеренное расстояние. Напрасно, приглядываясь исподтишка, Золотинка пыталась уловить в лице Юлия следы нравственных страданий… С чего это она вообще вообразила, что таковые будут? Она не сумела уловить даже взгляда.
Вместе с княжичем прибыл пожелтелый, с запавшими глазами Новотор Шала. Ухватки Юлия разительно менялись, когда он обращался к больному старику, в них появлялась не только почтительность, но нечто большее — нежность. Именно нежность, видела Золотинка с удивлением.
Юлий стрелял последним среди слован. Он подошел к рубежу, положил на тетиву стрелу и постоял, глядя под ноги. От цели отделяли его только двадцать шагов, но и цель была маленькая, немногим больше кулака. К тому же насад не оставался совсем незыблемым на частой речной волне. Из возмужалых, опытных стрелков в первом же коне срезалась добрая половина… Стоял Юлий недолго, не так долго, чтобы лишиться уверенности, вдруг собравшись, он вскинул тяжелый лук, сильным толчком выбрасывая его от себя на всю руку — мгновение замер — стрела, сорвавшись, сверкнула. Звон тетивы, свист и гулкий стук тупого удара слились в один сложный звук.
