— Где бы поесть, — замедленно произнесла Нута по-словански, повторяя Золотинку. — Будем есть. Кушать. Обед. Еда. Харч.
А Юлий лежал, опираясь на локти, и уже не обращал внимания на игру.
— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно повернулся он к Золотинке.
— Плохо, — призналась Золотинка.
— Рад, что все обошлось. Я едва не испугался, когда ты вчера упала.
— Едва? — повторила Золотинка с недоумением.
— Оно и понятно: такое потрясение. Не каждый день бывает. Всякий на твоем месте потерял бы голову, верно? — И он смотрел на нее так пытливо, словно рассчитывал на развернутый и вразумительный ответ.
Но Золотинка не отвечала, потому что перестала понимать, с каким чувством он это говорит. Чудилось ей, что с нехорошим.
Плохо понимавшая Нута невпопад вставляла кое-что из своего запаса слованских выражений и слов, и когда ей это надоело, толкнула Юлия в плечо, чтобы играл. Вяло спохватившись, он принялся накрывать столы.
— Я много о тебе думал, — сказал вдруг Юлий, вскинув честный взгляд.
Хоть и захолонуло что-то в душе, ничего иного Золотинке не оставалось, как этот взгляд встретить.
— И нисколько не верю, что ты принцесса Септа. Не знаю, кто это придумал, но это слишком… Обман, ложь, подлость… вот и все.
Золотинка все еще пялилась на него — в оцепенении. И нашла только силы усмехнуться:
— Однако… Однако ж, это не повод морить меня голодом.
Неосознанно передразнивая Золотинку в мелких проявлениях чувства, он тоже усмехнулся — так же криво, болезненно.
— Да-да, вот именно! — кивнул он затем. — Держись от меня подальше. Или я найду на тебя управу!
Глаза ее мгновенно наполнились слезами, Золотинка прикусила губу и отвернулась.
Мгновение опоздав, отвернулся и Юлий.
Между ними лопотала, оглядываясь на того и на другого Нута.
Служанки, если чего и заметили (а замечали они всё!) не зная слованского языка, избавлены были от опасности понимать.
Нагнув голову под завесой волос, Золотинка тронула глаза, потом сделал вздох или два и снова села, опираясь на руку.
Под резким блеском окна заметила она теперь у стены серебряное блюдо, сплошь усыпанное огрызками надкушенных яблок, груш, там же валялись косточки слив и порченные конфеты.
Что не съели, то перепортили.
Золотинка привалилась тощим животом на ковер и притворилась, что спит. Разумеется, никто не поверил внезапному приступу сонливости, но никто не считал нужным и усомниться. Ее не трогали. Между тем Золотинка и вправду впала в похожее на спячку оцепенение. Смутно доносились до нее голоса. Юлий и Нута переговаривались, мало озабоченные тем, чтобы понимать друг друга. Словано-мессалонский разговор их журчал без заминки и разница была только та, что Юлий говорил с возбуждением, в котором слышалось нечто озлобленное, а Нута отвечала ему доброжелательно и мирно, оправдывая, должно быть, возбуждение жениха особенностями слованского произношения.
