Золотинка покосилась на развешенные у нее за спиной парами дохлые, словно ощипанные, ступни повешенных.
…И что наследник Юлий пришел сюда, чтобы призвать круг к милосердию и недеянию.
Казалось — невозможно было этого не заметить! — что старик, изнемогая голосом, говорил дольше того, что изложил ему по-тарабарски Юлий. Однако княжич не выказывал толмачу недоверия и, видимо, во всем на него полагался.
Когда Новотор замолк, старшина поднялся с затекших колен и отвечал от имени войска зычным и важным голосом, что сечевики верные великому государю, сложат свои головы под знаменами Юлия. И что невозможно то в ум взять, чтобы такой прекрасный и мудрый государь, как Любомир, обабился до такой степени, чтобы во всем уступил ведомой колдунье Милице. И что оная колдунья давно подменила государя куклой, а кукле сечевики служить не будут. И что великому государю Юлию Первому слава!
— Ура! — дружно взревело войско, сечевики и княжьи ратники без разбора — словно услышали только что из уст наследника и во всем согласного с ним старшины вдохновляющий призыв к ратным трудам.
И как было не поверить, что за взаимными учтивостями и ликованием они и вовсе забудут Золотинку! Увы, мужиковатый старшина, как рачительный хозяин, твердо помнил, что у него на возу. И коли привез на торжище — вываливай! Некоторый час еще при сочувственном внимании круга он толковал про «завещанные отцами и дедами» вольности сечевиков и заключил, наконец, тем, что праотцы велели своим измельчавшим потомкам повесить Золотинку еще до захода солнца.
Прикорнув на бочке, девушка едва перемогалась: в затылке ломило, она покусывала губы и потряхивала отяжелевшей головой, не удерживаясь порой и от стонов, — охрана подозрительно на нее косилась. И однако, несмотря на притупляющее томление в теле, душевный озноб и лихорадка уже не отпускали ее.
Старшина повернулся к Золотинке.
— И ты, девица, именующая себя принцессой Септой, — заговорил он с подъемом, — защищайся, если можешь. Войсковой круг поручил мне сказать тебе твои вины. А вины твои такие, что ты, девица, именующая себя принцессой Септой, стакався с ведомой колдуньей Милицей умышляла злокозненное ведовство против великого князя Юлия и всего правоверного войска.
— Можно отвечать? — спросила Золотинка, поморщившись.
— Нельзя! — сухо возразил старшина. Снова обратился он к кругу: — И каждый, кто свидетельствует, пусть свидетельствует, не беря греха на душу, по всей божьей правде, отеческим заветам и своей чести.
