Ананья сосредоточенно внимал, иногда кивая, иногда покачивая головой в знак сдержанного удивления обширностью хозяйских познаний. Преклоняясь перед Рукосиловой мудростью, он не вставал с колен: подтягивал чулки и расправлял банты, прохаживался суконкой по башмакам.
— Государь в нашей стране пока что один — Любомир Третий. Хорошо было бы, чтобы какой-нибудь горлодер напомнил об этом Юлию, когда тот вздумает воспользоваться своим природным правом, чтобы отменить приговор круга. А другой кричит: мы сейчас поднимем наследника на щит и объявим государем. Да здравствует великий государь Юлий Первый! Все неистовствуют и кричат.
Ананья мелко и часто кивал, показывая, что каждое слово, каждый намек дошли до сердца, усвоены и развиты в подвижном и восприимчивом уме.
— Пока мы не заставим Юлия принять престол из рук войскового круга, все собрание благородных владетелей, ставших под лиловые знамена наследника, будет сборищем презренных бунтовщиков.
— На улицах столицы открыто говорят: шлюха снова взобралась на трон, — заметил Ананья. — Не слишком-то почтительно отзываются о Милице. Еще и не такие выражения услышишь.
— Никогда не следует полагаться на возмущение народа, Ананья. Оно окажется на поверку либо недостаточным, либо чрезмерным.
— По кабакам смеются, рассказывают, что Милица накрыла Любомиру половину стола, и когда государь выразил удивление, справедливо ему возразила: кто владеет половиной государства, большего не заслуживает. То же, говорят, происходит и в постели, что особенно огорчительно для любвеобильного супруга.
— Я имею известия иного пошиба, — заметил Рукосил. — Третьего дня в столице ходили тысячные толпы. Народ требовал созвать для борьбы с мятежниками ополчение. Люди готовы встать на защиту своего законного государя Любомира и его не менее того законной супруги Милицы.
— Эти люди куплены Милицей. А всех не купишь.
— Всех и не надо покупать, Ананья. Это было бы неосмотрительно. Людей удерживает не благодарность за старые благодеяния, а надежда на будущие. Зачем же лишать их надежды? Но хуже всего, Ананья, что заколебались владетели, на которых я особенно рассчитывал. Они шлют заверения и туда, и сюда. В столице пущен слух, что Юлий остается в стане мятежников неволей. И мы здесь у себя сильно преувеличиваем значение победы при Лесной. Тогда как для всей страны ясно, что мы целый месяц стоим на месте, не смея приблизиться к столице — вот как на это смотрят со стороны. Если Юлий не примет престола и не станет под собственные знамена, которые мы для него услужливо развернули, не знаю — сумеем ли мы удержаться на прежнем после следующего сражения?
