— Вы полагаете, что порядочный офицер потерпит, чтобы ему… кто-нибудь… тем более штатский… стал на дороге?
— Тигр идет! — фыркнул Бистром. — У вас, если не ошибаюсь, тигр в гербе, господин хар-рунжий?
Слово — врастяжку, явной издевкой, как плевок: — Хар!
Офицеры расступились перед Топориной.
— Вот… Андрей Николаевич! — сказала она и отвела глаза. — Вы за ужином сядете вместе? Смотри, Тамарочка, не раскайся: я потом скажу почему.
Смеясь, она погрозила пальцем и отошла.
Писатель поцеловал протянутую руку и задержал ее в своей:
— Не верьте. Раскаиваться не придется.
Чермоев мотнул головой:
— Как кому.
Писатель вопросительно посмотрел на хорунжего и взял под руку Тамару; она, чуть вздрогнув, прижала ему локоть тревожным намеком:
— Идемте.
Но Чермоев заступил дорогу, широко расставив ноги в мягких, неслышных кавказских сапогах.
— Из-ви-ня-юсь… — протянул он, нарочито картавя и качая кинжалом на туго перетянутой осиной талии. — Ра-аз-решите спросить: приняли ли вы во внимание, что рассказ, который вы… э… э… имели смелость…
Брови писателя сдвинулись. Тамара испуганно смотрела на окружающих офицеров: лица и у них потемнели, как у Чермоева. Они сдвинулись теснее и ближе.
— Потрудитесь выбирать свои выражения, господин хар-рун-жий.
Опять — «хар», как у Бистрома. Чермоеву перехватило горло: от кирасира еще можно стерпеть, но от шпака!..
— Оскорбление мундира! — выкрикнул он. — Вот что такое ваш рассказ. Представлять в таком виде господ офицеров…
— Совершенно правильно! — отчеканил Бибиков и стал рядом с Чермоевым.
Он видел лицо Тамары, ее загоревшиеся, обращенные к чеченцу глаза, и решил вырвать у него честь удара.
— Оскорбление офицерской чести. И это, конечно, не пройдет вам безнаказанно.
Тамара осторожно потянула свою руку, но писатель, улыбнувшись, не пустил.
— К вашим услугам, господа, — сказал он подчеркнуто небрежно. Лицо стало неестественным и противным, как у всех кругом. Он поискал глазами по опустевшему уже почти залу и окликнул: — Княжнин!
Рослый конногренадер, шедший к двери, обернулся, кивнул дружески и подошел:
— A vos ordres!
— Будь добр, условься… — Писатель показал глазами на Бибикова и Чермоева, сделал общий полупоклон и вышел из офицерского круга, уводя Тамару.
* * *
— Дело чести? — спросил Княжнин. Улыбка сошла с лица, оно стало сухим и вызывающим. Он вскинул каску, которую держал в левой руке, и накрылся: переговоры о дуэли ведутся с покрытой головой. Один из конвойцев тотчас же надел папаху. Надвинул фуражку и Бистром, по знаку Бибикова.
