— Арсенальцы на Литейном вышли, не иначе… — пробормотал, испуганно бегая глазами, солдат. — У самого моста Арсенал… Разве удержишь, ежели они с тылу… Как бы и нас, ваше высокоблагородие, в зажим не взяли.
Толпа, у горловины моста, взбурлила опять. И оттуда видно, наверно, что на Литейном мосту прорвались. Кто-то кричит. Женский голос.
Капитан усмехнулся едко — нынче и бабы в ораторах! — и дал поручику, переминавшемуся у перил, знак.
— Поручик Григоров… В передовую цепь. Отходить по отделениям. Спокойно, с выдержкой. Сейчас не дай бог побежать… Не стрелять до последней крайности.
При первом движении шеренги — на поворот полувзвода кругом — толпа загудела сильней, стронулась, угрозой колыша знамена. Поручик отчаянно замахал обеими руками.
— Стой!.. Под огонь попадете!
— Сомнут, — проворчал под нос фельдфебель. — Под прикрытием огня надежнее б, вашбродь… Две-три очереди дал — и бегом. А так — пропадем.
Толпа молча всходила на мост, по пятам отходивших цепей. Но шла она медленно, не сводя глаз с злобно топорщившихся на откате пулеметов. От первых шеренг вглубь, далеко на площадь, на Каменноостровский, на всю ширь налегавших друг другу на плечи заводских, фабричных колонн, неумолчно передавалась команда:
— Не нажимай! Легче! Отходят.
Берег. На сходе с моста рота остановилась: от Марсова поля, от набережной — сплошная, живая стена: рабочие.
Капитан, нервно дергая шеей, стал перед фронтом в походный порядок перестроившихся шеренг.
— На плечо! Шагом — марш!
И, наклонив голову, как пловец, бросающийся вплавь в бурную реку, шагнул в расступившуюся перед стронувшимся солдатским строем толпу. Он шел, не оглядываясь. Сзади, по мосту, по-прежнему молча и грозно, накатывались новые, новые, новые людские волны.
От моста влево свернули по набережной к Литейному. По Миллионной ближним путем к центру, к Невскому не пройти: перекрестом — штыки и пулеметы. Павловцы и преображенцы обороняют доступ на Дворцовую площадь, к Зимнему, царскому дворцу.
— На Литейный!
У Арсенала, у старых, столетия уже не стрелявших пушек, — нарядных с орлами, львами и грифами, с затейливыми надписями по гладким, ласковым на ощупь стволам, — шел летучий многоголосый митинг. Мариша сразу ж увидела в стороне, к мосту ближе, на каменном, присыпанном снегом постаменте высокого, седоватого, в барашковой шапке.
— Товарищ Василий! Наконец-то!
Пробилась к нему. У постамента стояли с Василием выборгские комитетские и Иван. Лица у всех сумрачные. Иван шепнул Марине, как только она подошла:
