На Сампсоньевском, 16, на звонок — условный: долгий, два коротких, открыл, впустил в прихожую седоволосый, в очках, плотный. Выслушал пароль, принял, приветно кивнув, конверт и тотчас опять открыл дверь на площадку. Наташа не успела рассмотреть ни его, ни темной прихожей. Как будто и не была.
И сразу — гора с плеч. Незачем было так волноваться. Совсем, совсем просто, оказывается.
И на улицах сегодня — ни демонстраций, ни городовых, ни патрулей. Кончилось? Не вышли? Может быть, поэтому-то они и призывают: "Все под знамена!" И Марина поэтому такая озабоченная сегодня, и у того рабочего, в шапке с наушниками, такое потемнелое… трагическое было лицо… Но тогда в Александринке сегодня — наверно!
Перед глазами встал — так ясно — парадный, нарядными людьми переполненный зал (на премьеры дамы заказывают себе обязательно новые, самые, самые модные туалеты), залитый светом, кресла и ложи красного бархата… Музыка… Заглушит, отгонит то, что третий день стонет в памяти, неотвязно, надрывно: "Хле-ба!"
Она прибавила шагу. По-прежнему попадались лишь одиночные, торопливо, как и она сама, идущие прохожие.
Она подходила уже к Дворянской, когда дорогу ей пересекла густая, как тогда на Сампсоньевском, дружно вперед бегущая толпа. Наташа переждала, пока опять опустеет перекресток. Далеко где-то простучали выстрелы, дошел крик, долгий и непонятный. Потом все смолкло. Наташа пошла потихоньку дальше, свернула за угол — и шатнулась назад. Почти у угла, на панели, под самым подъездом аптеки, с навеса которой кренился наполовину обломанный деревянный, огромный, двуглавый черный царский орел, лежал навзничь человек в сером полицейском пальто, с узкими серебряными погонами, с оборвышем портупеи через плечо. Рядом валялись обломки ножен, барашковая офицерская шапка. Из-под головы человека темными тягучими струйками растекалась кровь.
На секунду в голове помутилось. Врач. Вот. Началось.
Бегом обойдя раненого, она поднялась на подъезд аптеки. К стеклянным дверям жались с той стороны бледные, перепуганные лица. На знак Наташи настойчивый, неожиданно повелительный — открыли.
— Раненый. Дайте скорее бинтов. Йоду.
Провизор в белом халате отступил от порога, поправляя на сизом, с прожилками носу золотые очки.
— Вы что, медсестра? Оставьте лучше, если смею советовать… С рабочими этими как бы вам и самой не нажить неприятностей. Да и вообще… Видели, что они сделали с нашей вывеской… Царский орел, изволите видеть.
