— Вот! — торжествуя, кивнул Густылев. — Я утром еще говорил ей…
Козуба перебил:
— По-твоему, стало быть, правильно?
Густылев пожал плечами:
— Рабочая масса приняла, вы же сами сказали. Ее воля — закон.
— Воля? — запальчиво выкрикнула Ирина и отбросила назад, за спину, косы.
Бауман только сейчас обратил внимание: волосы у Ирины в две длинные толстые косы.
— Вы полагаете, это ее воля — морить себя голодом? А не то, что ее взяли за горло и она не сумела, не знала, как защититься? А мы, вместо того чтобы указать ей выход, пальцем не пошевельнули… Мы, социал-демократы!.. Позор!.. Я при товарищах вот открыто скажу: это ваша вина. Вы дали захватить рабочих врасплох!
— Я?.. — Густылев отошел к столу, возмущенный. — А что я должен был, по-вашему, сделать? На фабрике… — Он притянул к себе счеты. Уверенно защелкали под привычными пальцами костяшки.-…Тысяча… триста… восемьдесят один рабочий. Из них… — опять, щелк, щелк, щелк… — …девять… восемь… семь: девятьсот восемьдесят семь женщин, то есть, естественно, особо отсталого элемента…
Козуба подтолкнул дружески локтем Ирину:
— Слышишь, коза?.. Отсталый элемент!
— …а организовано, — продолжал Густылев и положил на счетах, чуть слышно, медленно поведя пальцем, косточку, другую, — одиннадцать. Всего, за вычетом Василия и Тараса… — на этот раз щелкнуло громко, — …девять. Прикиньте с целым-даже вычитать нечего!
Он перевернул счеты привычным бухгалтерским жестом опять на ребро. Костяшки ссыпались перестукиваясь: сброшено.
Бауман рассмеялся:
— Любопытно! Ловко вы это… человека из человека вычитаете. Вот уж истинно, как говорится: для счету и у нас голова на плечах.
Козуба повел усом.
— Стало быть, по-твоему, на лавку бочком, подопрись кулачком — спи?
— Есть поговорка, более подходящая к случаю, — огрызнулся Густылев. — Насчет тех, что кулаками после драки машут.
— А она уже была, драка?
На тихий, лукавый вопрос Баумана повернулись к нему, сразу насторожившись, и Козуба и Ирина.
— По-вашему, драться?
Бауман ответил очень серьезно:
— А я зачем, по-вашему, в район приехал?
Ирина даже руками прихлопнула от восторга.
У Густылева задрожали губы.
— Драться?! — воскликнул он. — Бастовать? Вы с ума сошли! Якобинство! Революционная фраза! Вы дня не продержитесь. Зима… рабочим, кроме питания, приходится думать еще о топливе, об одежде… Вы б потрудились пройти по рабочим квартирам: половину ребят на пол спустить нельзя — обуви нет. Дети вопят… без слез смотреть нельзя. Я говорю: они дня не продержатся. Да и не будь этого — все равно: бастовать сейчас, когда кризис действительно есть… Даже «Русские ведомости» подтверждают наличие кризиса.
