— Петр Иваныч, христом-богом прошу, замолвите словечко хозяину… Вам же человека вознести — один раз плюнуть, ей же бог!
Чуть шевельнул бритой дородной щекой мастер. Рукастый продолжал вдохновенно:
— Петр Иваныч, заставьте бога по гроб жизни молить! Чтоб меня — хожалым. Как бог свят, заслужу… Так и скажите его высокостепенству: ежели Михальчука хожалым — будет на фабрике порядок. Что ж мне эдак-то, по своей способности, у станка пропадать? У станка, видишь ты, баба — и та, ежели допустить, управляется. Еще раз прошу, Петр Иваныч, а!
Мастер кивнул равнодушно и лениво:
— Да ладно, скажу… А пристав, к слову, о тебе откуда знает?
Михальчук оскалился радостно:
— Гы-ы-ы… Говорил вам обо мне, стало быть, пристав-то?.. Как же! Я к нему тут кое по каким делам забегал… Забочусь, Петр Иваныч, о государственном…
Мастер покосился назад, на двор:
— Смотри, однако, чтобы чисто. Рабочие прознают — как бы ребра не поломали. Возись тогда с тобой…
— Что вы! — подхватил Михальчук и снял зачем-то обеими своими тяжелыми и длинными руками картуз. — Что я, обращения не понимаю? Сам себе враг?
Мастер протянул руку и поймал за ухо вертевшегося у ворот мальчонку:
— На перекресток ступай, оголец! Во-он туда… За углом стань. Как хозяйскую упряжку завидишь, гони сюда духом, оповести. Да не прозевай смотри! Тут до поворота-два шага: честью встретить не поспеем.
Михальчук почтительно показал в глубь двора, за кирпичные насупленные корпуса:
— Хозяин же всегда по той дороге.
— Там махальные давно стоят, — сказал мастер. — А здесь я так, на крайний случай…
— Крестный! Петр Иваныч! Почтеннейший!
С гармоникой через плечо, оборванный, в пробитых валенках, подходил к воротам, гогоча, парень. Мастер, завидя его, круто повернул прочь.
— Постой, погоди… Ты ж меня крестила жизнь вечную, тар-раканья душа!.. С фабрики согнал… Сорок копеек в конечный расчет — и те зажулил, собачья лопатка!
Но мастер был уже далеко. Под охраной Михальчука, не отстававшего ни на пядь, он шагал к главному зданию, к высокому крыльцу, на котором постлан был ковер, расставлены кресла. «Лобное место». Отсюда объявляется купеческая, хозяйская воля.
Парень с гармоникой улюлюкнул вслед и пошел к группе Козубы, снимая затасканную, засаленную, рваную шапчонку.
Ирина покачала укоризненно головой:
— Опять пьян, Матвей!
— Обязательно, — ответил с полным убеждением гармонист. — А и сама скажи: ежели человека жизни решили, к работе не допускают, что еще человеку рабочему делать, как не пить? — Он подмигнул на гудящий народом двор:-Это что ж? Против хозяина, Сергей Порфирыча, что ли, воевать собрались?
