Инспектор не дослушал-он быстро зашагал к дверям. Мальчики молча смотрели вслед. Рыжий презрительно толкнул плечом белобрысого:
— А ты… хорош! Чуть было не распустил язык… Сразу же видно — шпион. Он его ловил.
Полнощекий спросил потупясь:
— Ты думаешь, он — как Дубровский или как те, что царя убили?
— Молчи! — прошипел рыжий. — За такие слова знаешь что…
— Пойдемте! — заторопился белобрысый. — Он же увидит в буфете, что никого нет и значит Вася налгал. Нас всех заберут тогда в тюрьму.
— Ты трус и дурак, — скривился брезгливо рыжий. — Почем он может знать, был он там или нет? И даже если… Как он докажет, что я ему говорил?.. Мы же все скажем вместе, что он врет и мы его в глаза не видали. Нас тут пятнадцать-разве нас можно переспорить!
— Это верно. Он не докажет.
— А уходить нельзя, — продолжал рыжий. — Я все-таки думаю, что он в поезде: больше ему некуда было спрятаться. И этот, в фуражке, пожалуй, опять попробует за ним увязаться. Мы не должны его пустить.
Белобрысый покачал головой и оглянулся на вокзал опасливо:
— Легко сказать-не пустить! Не будешь же ты с ним драться.
— Буду! — топнул ногою рыжий. — Если придется… Потому что я тоже придумал фокус, ребята. Слушайте!
Гимназисты сбилось в кучу, и рыжий сказал шепотом, осматриваясь, не слушает ли кто посторонний:
— Если он сунется к вагонам, я крикну: «Вор!» — и все вы бросайтесь к нему, окружите, кричите… Володя, возьми на всякий случай мой кошелек… Я буду доказывать, что он украл у меня все деньги, какие были.
— Ну кто поверит?.. У него ж, наверно, бумага есть от полиции. Он докажет.
— Пока будет доказывать, поезд уйдет. Уже второй звонок был… Вот-третий… Следите: не идет?
Инспектор не вышел. Гимназисты жадно заглядывали в мелькавшие мимо них всё скорее и скорее окна вагонов: не покажется ли в котором-нибудь молодое бородатое, ясноглазое, смеющееся лицо…
Но Василий, конечно, не показался. Он лежал на багажной полке в третьем ярусе, глубоко закатившись, так что увидеть его можно было, только поднявшись на вторую полку. И даже чемоданы, выставленные ребром, с налепленными на них безобразными, грязными бумажными наклейками, которых не было до Вильны, никто, самый зоркий инспектор, не признал бы за те, что поймал в потайной фотографический аппарат свой на виленской платформе «инспектор».
Второй билет-до Москвы-пригодился, иначе б в вагон не пройти: при входе проверка особо строгая. А теперь можно спать спокойно до самой белокаменной: так зовут Москву коренные москвичи, гордые своим городом.
