Когда он вернулся со стаканом воды, Клер разглядела короткий прямой нос и рот, о котором можно было написать целую поэму: красивый, безупречно изящный, с полными губами. „Боже мой, – подумала она, пораженная, – да это же просто живая копия микеланджеловского Давида!" Она пожалела, что, идя на демонстрацию, не подкрасилась хотя бы чуть-чуть, но тут же мысленно сделала себе выговор за столь крамольную мысль.
– Извините, что я так долго, – торопливо произнес ее спаситель. – В подобных заведениях почти невозможно раздобыть воды, поскольку она не приносит им дохода. – Полив водой свой носовой платок, он осторожно вытер им щеку Клер. – У вас здесь здоровенная ссадина… С вами есть кто-нибудь? Клер отрицательно покачала головой.
– Вам сейчас не следовало бы самой садиться за руль или вести мотоцикл. Я отвезу вас домой.
– Да нет, со мной все в порядке, – с трудом выговорила Клер. – Потом, после демонстрации, меня подбросят домой. Я недавно поселилась в домике на окраине Уорминстера.
Он сам повез ее домой на потрепанном серебристом спортивном автомобиле.
Клер показалось, что от ее спасителя исходит запах теплого молока, как от новорожденного ребенка. Она трезво напомнила себе, что не собирается влюбляться в первого встречного только потому, что он вызвал в ней сенсуальное влечение, и что она больше никогда не выйдет замуж. Решив, что с этим человеком (которого, как оказалось, звали Дэвид Эрроусмит) ее замужество не состоится, Клер объяснила ему, как проехать к Эппл-бэнк-коттеджу.
Увидев Клер в сопровождении мужчины, возившаяся на кухне Кэти мысленно поздравила ее, но в ее взгляде читалось, однако, и некоторое недоверие, которое тут же сменилось выражением беспокойства при виде разбитой и уже начавшей опухать щеки Клер.
– Спасибо, что довезли меня, – сухо поблагодарила Клер Дэвида. – Теперь все в порядке. Кэти позаботится обо мне.
Она знала, что женщинам свойственно быстро и без достаточных оснований составлять себе мнение о человеке, особенно если он привлекателен физически, – только что на ее глазах это случилось с Кэти. А еще она знала, что хорошие, по-настоящему стоящие мужчины отнюдь не всегда бросаются в глаза – так бывает только в театре, и что, с другой стороны, на свете достаточно негодяев, блестяще выглядящих и умеющих расположить к себе. В эту категорию она включала и Сэма. Подобно многим обманутым женам, она теперь считала своего мужа скопищем пороков, не менее способным на любое грязное деяние, чем Ричард III. Ее заявление о разводе должно было рассматриваться в суде не раньше июля, и адвокат предупредил ее, чтобы до тех пор она воздержалась от появления где бы то ни было в обществе мужчины: в противном случае это могло отрицательно сказаться на решении по ее делу и по вопросу об опеке над сыном. Она не могла позволить себе ни малейшего риска, а в этом Дэвиде Эрроусмите было нечто таинственное, хотя пока что ей не удалось понять, что именно. На всякий случай она решила не доверять ему.
