— Что еще за чертовщина? — воскликнул Эш, но никто не мог ответить на вопрос бруклинского балагура.
А дело было вот в чем: находившийся в пилотском отсеке молодой лейтенант Деверелл не выполнил требуемого тройного нажатия кнопки выхода на оперативный простор, а вместо этого ударил по клавише ускорителя ракет, который, к несчастью, блокирован не был. Эта ошибка легко поддавалась исправлению, однако руки впавшего в панику лейтенанта словно приросли к рычагам управления. Сержант Рэк, усердный наставник молодых пилотов, знал, что в начинающими такое случается нередко, а потому совершенно без злобы врезал огромным кулаком по лейтенантской челюсти. Деверелл осел в кресле, а Джонни Дрекстон вывел корабль из стремительного вращения.
— Ну теперь, — холодно заявил Дрекстон, — карьера парня как пилота закончилась.
— Не следует так придирчиво относиться к нему, сэр, — сказал сержант, когда юноша неуверенно помотал головой. — Такие ошибки случаются даже с лучшими из них. Я вспоминаю ваш первый боевой вылет, сэр, когда вы…
— Заткнись! — проревел Дрекстон, и его волчье лицо исказилось в гневе. Слышишь, сержант. Парень провалился.
Его высказывание слышали все, поскольку лейтенант, ткнувшийся головой в пульт управления, непроизвольно включил систему внутренней связи. Индеец, нарушивший собственную невозмутимость, сильно выдохнул воздух носом. Сент-Аугустус Ли заметил:
«Это довольно жестоко, вот так сразу ломать мальчика. Я думаю, может…», но не закончил фразу. А стрелок Эш лишь сказал: «Какого черта?», однако никто не засмеялся, ибо это было слишком серьезно даже для балагура.
Вытянувшись во фронт, молодой лейтенант Деверелл подумал о своем отце, командующем флотом бомбардировщиков, высоком седовласом мужчине с тонкими пальцами и холодным магнетическим взглядом бледно-серых стальных генеральских глаз: подумал о своей невесте, яркой девушке Фае с нежным взглядом, возлагавшей на него большие надежды; подумал о Космической академии, ее флаге и гимне: о Сан-Франциско, который всегда мечтал увидеть; и подумал о своей вине, которую просто обязан искупить.
Джонни Дрекстон уселся перед мигающей клавиатурой пульта. Его сигара была на четверть изжевана, а на лице появился волчий оскал.
И впервые в жизни молодой лейтенант познал ярость.
Внезапно, словно от боли, большой штурмовик-бомбардировщик затрясся. Одновременно с этим стрелок Эш без сарказма сообщил: «До неприятеля три часа полета», а сержант Рэк выкрикнул: «Температура главного двигателя повышается!»
