Когда-то — в Заутанском заповеднике — ей случилось идти по болоту: каждый шаг нужно было продумывать, осторожно исследовать путь перед собой, отыскивая точку, куда можно было бы ступить без риска по пояс провалиться в чавкающую жижу. И хотя весь путь оказался не больше километра, выйдя наконец на такую добрую, твердую землю, поросшую жесткой седой травой, Маринка в изнеможении опустилась на нее.
Окажись тогда на ее месте Клод, — он смог бы идти вот так же, улыбаясь и о чем-то рассказывая, совсем не думая, что лежит под mnc`lh — болото, каменистая осыпь или габропласт.
И вот сейчас Маринка стояла, прижавшись лицом к холодному оконному силиглассу, и смотрела, как, медленно тая в размытом свечении люминокедров, уходит от нее своей походкой пограничника Клод Речистер. Она заплакала — так плакали, навсегда расставаясь со своими возлюбленными, женщины всех веков.
Как-то раз она сказала Речистеру: «Хочешь, я уеду с тобой, хочешь?» — «И мы будем вместе трудиться во имя того, чтобы скорее возникали на новых мирах Сферы Обслуживания, — в тон ей продолжил Клод. И вдруг резко закончил: — Нет! Это слишком патетично и красиво, чтобы быть правдой. Твое место — здесь».
* * *
Речистер остановился, достал из кармана «сервус» и вызвал энтокар. Он посмотрел на часы: было час тридцать две. «Успею». Он оглянулся и посмотрел на крутой склон пирамидального дома, туда, где в вышине светилось окно. Когда оно зажглось? Значит?.. Темная черточка в светящемся прямоугольнике — Маринка. «Больно, — подумал Речистер, — ох, как больно, когда позади остается дом. Твой дом».
Речистер ощутил в себе новое, незнакомое ему чувство. Оно приковало его взгляд к перечеркнутому тонким контуром светящемуся прямоугольнику окна. «Не знаю, — подумал он, — не знаю. Ничего я не знаю. Повернуться и бежать. Но куда? К дому? Или — подождать, пока спустится жужжащий уже над головой энтокар, сесть и набрать адрес космодрома? Не знаю. В жизни каждого пограничника наступает момент, когда он перестает быть пограничником. Но в моей жизни он еще не наступил. Наступит ли? Наверное. Но когда? Через десять минут? Или — через десять лет?»
— Через час, — сказал Болл. — Устроит?
— Вполне, — ответил Котть. — Спасибо, Боря.
Болл, отключаясь, резко повернул радиобраслет. В сущности, он не слишком удивился экстренному вызову, хотя именно сейчас, когда «Сиррус» стал на профилактику, это было более чем странно. Но чего eye ждать, если ты вернулся домой в пятницу, да еще — тринадцатого числа, а на полдороге с космодрома обнаружил к тому же, что забыл в каюте раковину зубчатой фолладины, привезенную в подарок Зденке, и за ней пришлось возвращаться?
