То, что произошло потом, было нелепейшей случайностью — сейчас Болл знал это наверняка. Окажись они в любом другом месте планеты, окажись они здесь же днем позже или днем раньше празднества Хеер-Да, — все было бы иначе. Гораздо спокойнее и лучше. Впрочем, лучше ли? Уверенности в этом не было. Но тогда случившееся показалось таким же диким и животно-мерзким, как пропитавшая воздух мошкара…
До сих пор только она и была враждебной. И вдруг ожил и стал таким же враждебным весь лес. На людей посыпались камни и стрелы. Отражаемые силовой защитой, они не могли принести вреда, но нелепость и бессмысленность происходящего подействовали угнетающе. Люди остановились. Невидимые лучники продолжали засыпать их стрелами, и Болл не мог не подивиться их ловкости: возникая ниоткуда, стрелы образовывали в воздухе повисшие в кажущейся неподвижности цепочки, напоминающие трассы микрозондов. Камни падали реже; натыкаясь на силовое поле, они гулко плюхались на землю.
— Лингвист! — отрывисто скомандовал Болл.
Лингвист заговорил. Он испробовал все известные ему языки — от протяжного, обильного гласными и сорокасемисложными словами языка жителей Энменгаланны, до резкого, щелкающего, словно кастаньеты, тойнского. Лес молчал. Только жужжали пестроперые стрелы, тяжело ухали о землю камни, и сквозь все это лейтмотивом проходил тонкий, еле слышный звон мошкары.
— Все! — устало произнес Лингвист. — Нужны дешифраторы. Большие. С комплексным вводом. Оставить здесь и уйти. Иначе — невозможно.
— Что ж Тогда — отступление, — резюмировал Болл.
— Нет. — Это сказал Марсий. Он повернулся к Мусагету с видом стороннего зрителя, каким он, впрочем, и был, наблюдавшему за событиями, и повторил: — Нет. Музыка.
Мусагет на мгновение оживился, но тут же угас.
— Вы имеете в виду гипноиндукцию для подавления агрессивности? Без базисных излучателей это невозможно.
— Нет, — возразил Марсий, — я имею в виду не гипноиндукцию. Я имею в виду музыку.
Мусагет посмотрел на координатора и непонимающе, даже чуть раздраженно пожал плечами.
— Командир, — тихий голос Марсия не допускал возражений. — Прикройте меня, командир.
Не понимая еще зачем, Болл и биолог переориентировали поля в купол, под защитой которого Марсий снял свое поле. Достав из кармана mnf, он подошел к кусту, похожему на растущий из одного корня пучок тростника, срезал стебель и, несколькими движениями ножа сделав с ним что-то, поднес к губам.
Дрожащий, какой-то металлический и одновременно удивительно живой звук взвился в воздух. Он рос, поднимался все выше и выше, неощутимо меняясь, словно колеблемый ветром, и вслед за ним невольно поднимались лица — туда, где в одном с мелодией ритме раскачивались кроны деревьев. В этом движении было что-то притягательное, и Болл смотрел, не в силах отвести взгляда. Как он не понимал этого раньше? Почему лес казался ему чужим?..
