Вот это и называется «индивидуальный образ объективной действительности». И было совершенно бесполезно говорить Зузане:
– Ты что, забыла, как раздражала нас эта дыра? Городок, где все заглядывают друг другу в тарелки и под кровать. Где можно желать только одного – бежать отсюда! Что мы все в конце концов и сделали.
Но Зузана об этом не помнила – или не хотела помнить. Да и в ее репертуаре, особенно в последний период, когда она стала целенаправленно добиваться трона и короны чешской поп-музыки, хватало клюквы в духе «Избушек под горами». Родные просторы были в моде.
– Нет, знаешь ты это либретто или не знаешь? – наседал Анди.
– Да говорю же тебе: немного, в общих чертах.
– Ну ладно, – милостиво заключил Анди. – А то я нарочно спросил. Чтобы Тома не подвести, понял?
– Нет.
– Боже мой, – с сочувствием вздохнул Анди, – а вдруг бы ты украл его идею?
– Да что ты, не украду, – пообещал я. Великодушие не позволило мне объяснить Анди, что, как говаривали предки, грешно обирать нищего, тем более когда это твой товарищ. И откуда только Зузанка взяла, что я не люблю людей!
– Уверен, это будет сенсация! – набрал новую порцию воздуха Анди. – Молодой певец, лауреат «Кокоржинского дрозда», едет, видишь ли, в Прагу. Сам он из деревни, но у них там есть ансамбль… Ребята, конечно, не профи…
– Не профи? – переспросил я.
– Ну, не профессионалы, – снисходительно пояснил малыш Анди. – Но группа что надо. И вот этот козел…
– Какой козел?
Любовь Анди к жаргонным словечкам меня несколько сбивала с толку.
– Ну, козел, который выиграл «Дрозда», ясно?
– Ага.
– В общем, он думает, что он звезда, второй Готт или, к примеру, Пилат. Понял?
Это я понял. Любой из жрецов поп-музыки с радостью заменил бы Маэстро. До сих пор я следил за полетом творческой мысли Анди без особого напряжения.
– Ну вот, – сказал Анди, – значит, этот идиот в Праге. Так, да?
– Тебе виднее, – заметил я. То, что козел превратился в идиота, от меня не ускользнуло.
– Само собой, – заявил Анди. – Думает, его там только и ждали.
– Да ну? – Меня разобрало любопытство. – А его, ясное дело, никто не ждал?
– Точно, – обрадовался, почуяв мой интерес, Анди, – в этом-то вся и штука!
– А потом он возвращается в родную деревню к своему комбайну, и каждое воскресенье эти лабухи играют на танцах… – предложил я приемлемую, на мой взгляд, развязку душераздирающего сюжета.
– К какому комбайну? – растерялся Анди. – Я что, сказал, что он комбайнер?
– В общем-то нет, просто…
