Дьявол и господь бог | страница 35



Катерина. Один и один... Ты проиграл!

Гёц. Значит, подчиняюсь воле господа. Прощай, Катерина!

Катерина. Обними меня! Прощай!

Он обнимает ее.

Гёц. Возьми этот кошелек и направляйся куда хочешь. (Францу.) Франц, скажи капитану Ульриху, чтоб он отправил солдат спать. Ты, Насти, возвращайся в город. Еще не поздно остановить мятеж. Если вы с рассветом откроете ворота и священники покинут Вормс невредимыми, чтобы отдаться под мою защиту, я в полдень сниму осаду. Согласен?

Насти. Согласен.

Гёц. Ты вновь обрел свою веру, пророк?

Насти. Я никогда не терял ее.

Гёц. Счастливец!

Генрих. Ты возвращаешь им свободу, ты возвращаешь им жизнь и надежду. А мне, собака, мне, которого ты вынудил предать, вернешь ли ты мою невинность?

Гёц. Твое дело самому обрести ее вновь. В конце концов ничего еще не случилось.

Генрих. Разве важно то, что случилось? Важно мое намерение. Я буду идти за тобой по пятам, день и ночь. Знай, я сам буду судить твои дела. Будь спокоен, ровно через год и один день я найду тебя, куда бы ты ни скрылся.

Гёц. Уже заря. Какая холодная! Заря вместе с Добром вошла в мою палатку. Но мы не стали веселей: эта женщина плачет, поп меня ненавидит. Будто мы на краю гибели. Может, Добро вызывает отчаяние?.. Впрочем, не важно, не мне судить о Добре — я должен его творить. Прощайте! (Уходит.)

Катерина (начинает хохотать, смеется до слез). Он смошенничал! Я видела! Он смошенничал, он хотел проиграть!

Занавес

АКТ ВТОРОЙ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Крестьяне, Карл.


1-й крестьянин. Нелегкий орешек.

Карл. Это все бароны: знаешь как они взбесились!

1-й крестьянин. А вдруг он с перепугу откажется?

Карл. Не бойтесь. Он упрям как осел. Прячьтесь! Вот он.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Крестьяне в укрытии, Гёц, Карл.


Гёц. Брат мой, будь так добр, принеси нам графин вина. Хватит и трех бокалов. Я не пью. Сделай это из любви ко мне.

Карл. Брат мой, из любви к тебе я это сделаю.

Гёц уходит. Крестьяне выходят из укрытия, смеясь, хлопают себя по бедрам.

Голоса крестьян. Брат мой! Братик! Братишка! Слыхал? Вот тебе! Только из любви! (Шутя и смеясь, похлопывают друг друга по спине.)

Карл. Все слуги — его братья. Говорит, что любит нас, подлизывается, только что не целует. Вчера изволил мыть мне ноги. Любезный господин наш, добрый брат! Тьфу! (Плюет.) С души воротит от этих словечек. Скажешь — и отплевываешься каждый раз. Нет, когда-нибудь его вздернут за то, что он назвал меня братом. Когда веревка обовьет его шею, я поцелую его в губы и скажу: «Прощай, братик! Умри из любви ко мне!»