Назначив встречу через два дня, Ананий в тот же вечер откомандировал в Москву «сестру» Дормидонтовну, шуструю пробивную старушку, и та, прилетев через сутки из стольного града, обвешанная покупками, сообщила, что «Троицы» в Третьяковке больше нет.
«Знаем мы эти «реставрации»! — подумал многомудрый старец.
Вторая встреча со Святославом носила уже более деловой характер. Торговались истово. Больше пяти тысяч за икону старец не давал. Святослав громко стучал себя по лбу, утверждая, что он не псих и цену шедевру знает. Старец грозил ему перстом, помахивал у его носа вервием с узелками, которое заменяло ему четки, и постепенно, по «красненькой», набавлял цену. Но и в тот день общего языка они так и не нашли.
Следующая встреча была назначена на квартире Святослава, возле иконы и при деньгах. Сумма к тому времени уже успела вырасти до семи тысяч, но продавец все не сдавался. Ананий твердо решил для себя: «Уступлю еще куска полтора и — амба!» Нельзя же столь бесцеремонно распоряжаться деньгами общины!
Но в назначенное время Святослава дома не оказалось, а патрули, расставленные старцем возле хомячиного дома, выявили, что мужчина — высокий, тридцатилетний, с рыжими усами и в очках — не входил в этот подъезд уже несколько дней. Однако он там все-таки жил — об этом свидетельствовали местные старухи, которых умело опрашивали исподволь престарелые «сестры» Анания.
Этой ночью старец ворочался, будя жену.
— Ну, чего не спишь? — сердилась Любаша. — Спи, коловорот этакий!
Старец сулил ей диавола и продолжал ворочаться, обдумывая перспективы. За «Троицу» Андрея Рублева можно было получить любую сумму — и в рублях, и в неустойчивой, подверженной девальвации, западной валюте. Может быть, даже — миллион! И при этом не было нужды заботиться о вывозке иконы за границу. Был у Анания старый дружок-приятель, который давно уже скупал у старца иконы и древние книги. В средствах он стеснен не был и имел свои каналы.
Ананий, как всегда, встал до света, крепко помолился, побрился, чтобы избавиться от шальной щетины, которая норовила расти из-под самых глаз, и самоблагословил себя на поступок.
На улице было морозно. Поеживаясь под тулупом» старец прошел на автобусную остановку, в переполненном автобусе переехал через заледенелую Каму и вылез на автовокзале. Отсюда не торопясь, пешком, двинулся к знакомому уже дому.
Входя в подъезд, он разминулся со смуглым парнем в синтетической шубе вишневого цвета, который, как показалось Ананию, с нарочитой беззаботностью шел по своим делам. Старец поднялся к квартире Святослава и позвонил в дверь. За дверью молчали. «Мертвая тишина», — подумал Андрей Николаевич и позвонил еще раз, громко, настойчиво.
