— Трудно говорить о своем брате.
— Когда любишь брата и можешь рассказать о нем много хорошего — совсем не трудно.
— Нет, все равно трудно, особенно если от этого многое зависит, сказала миссис Монтгомери.
— Для вас от этого ничего не зависит.
— Я хотела сказать для… для… — она замолчала.
— Для вашего брата! Понимаю.
— Нет, я хотела сказать — для мисс Слоупер, — закончила миссис Монтгомери.
Вот это доктору понравилось — тут звучала искренность:
— Именно, — сказал он. — В том-то и дело. Если моя бедная Кэтрин выйдет за вашего брата, счастье ее будет полностью зависеть от того, хороший ли он человек. Она — добрейшее существо и никогда не причинит ему ни малейших огорчений. А вот мистер Таунзенд, если он окажется не таким, как мне хотелось бы, может сделать Кэтрин очень несчастной. Поэтому я и прошу вас пролить на его натуру немного света, так сказать. Разумеется, ничто вас к этому не обязывает. Дочь моя вам никто, вы ее даже не видели, а я, наверное, кажусь вам назойливым, дурно воспитанным стариком. Вы имеете полное право объявить, что мой визит бестактен, и указать мне на дверь. Но мне кажется, вы этого не сделаете; мне кажется, что судьба моей бедной дочери и моя собственная судьба должны пробудить в вас участие. Я уверен, что если бы вы только раз увидели Кэтрин, вы бы почувствовали интерес к ней. Не потому, что она интересный, как говорится, человек, а потому, что вы бы ее обязательно пожалели. Она так добра, так простодушна, ее так легко погубить! Дурному мужу будет легче легкого сделать ее несчастной: у нее не хватит ни ума, ни характера, чтобы взять над ним верх, а страдать она будет чрезвычайно. Я вижу, — закончил доктор с самой вкрадчивой, самой профессиональной докторской улыбкой, на какую он был способен, — вы уже заинтересовались!
— Я заинтересовалась ею, когда брат сообщил мне о своей помолвке.
— А, так он, значит, сообщил вам о своей… помолвке?
— Но он сказал, что вы ее не одобряете.
— А сказал он вам, что я _его_ не одобряю?
— Да, и об этом тоже сказал. А я ему ответила, что ничем не могу помочь, — добавила миссис Монтгомери.
— Разумеется. Но вы можете другое — вы можете подтвердить мое мнение, то есть выступить моим, так сказать, свидетелем.
И он снова завершил свою речь вкрадчивой докторской улыбкой.
Миссис Монтгомери, однако, не улыбалась ему в ответ. Было ясно, что к просьбе доктора она может отнестись лишь с величайшей серьезностью.
— Не так-то просто это сделать, — проговорила она наконец.
