— Я боялась, что ты не одобришь его, — призналась Кэтрин после минутного колебания.
— Вот видишь. Ты молчала, потому что у тебя совесть была не чиста.
— Нет, отец, совесть моя чиста! — решительно возразила девушка. Пожалуйста, не говори таких ужасных слов!
Слова отца и впрямь приводили ей на ум всякие ужасы — подлость и жестокость, злодеев и узников.
— Я просто боялась, — продолжала она, — боялась, что…
— Боялась, потому что делала глупости!
— Я боялась, что мистер Таунзенд тебе не нравится.
— И ты была совершенно права. Он мне не нравится.
— Дорогой отец, ты его совсем не знаешь, — сказала Кэтрин с такой робкой мольбой в голосе, что отец, казалось бы, не мог не пожалеть ее.
— Справедливо. Мое знакомство с ним весьма поверхностно. Но для меня и этого достаточно. Я составил себе мнение о нем. Ты ведь тоже его не знаешь.
Сцепив руки и держа их перед собой, Кэтрин стояла у камина; отец, откинувшийся в кресле и глядевший прямо на нее, обронил свое последнее замечание с безмятежным спокойствием, которое могло рассердить кого угодно.
Я, впрочем, сомневаюсь, чтобы Кэтрин рассердилась, хотя она и принялась с запальчивостью возражать отцу.
— Я его не знаю? — воскликнула она. — Да я знаю его лучше, чем кого бы то ни было!
— Ты знаешь его только с одной стороны, с той стороны, которую он предпочел тебе показать. Об остальном ты ровно ничего не знаешь.
— Об остальном? О чем остальном?
— Обо всем. Уверяю тебя, этого «остального» в нем немало.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Кэтрин, вспомнив предостережение Мориса. — Ты думаешь, он меркантилен.
Отец смотрел на нее все тем же холодным, спокойным, оценивающим взглядом.
— Если бы я так думал, я бы так и сказал. Но я особенно остерегаюсь этой ошибки — стараюсь не заинтриговать тебя, осуждая недостатки мистера Таунзенда.
— Я не сочту это за осуждение, если только недостатки — истинные, обещала Кэтрин.
— Правда? В таком случае ты на редкость разумная молодая особа.
— По крайней мере я буду знать, какие у тебя причины. Разве ты не хочешь мне объяснить, какие у тебя причины?
Доктор слегка улыбнулся.
— Справедливо. Ты имеешь полное право осведомиться о причинах.
Некоторое время он молча курил свою сигару.
— Прекрасно. Не обвиняя мистера Таунзенда в том, что он влюблен только в твое состояние — и в то состояние, которое ты справедливо рассчитываешь получить от меня, я скажу лишь, что в его расчетах деньги явно играют более значительную роль, чем того требует забота нежного супруга о счастье своей жены. Нет, разумеется, ничего невозможного в том, чтобы неглупый молодой человек проникся к тебе вполне бескорыстной симпатией. Ты честная, добросердечная девушка, и неглупый молодой человек должен это заметить. Однако главное из того, что мы знаем относительно _данного_ молодого человека — весьма и весьма неглупого, — заставляет предположить, что, при всем почтении к твоим личным достоинствам, он почитает твои деньги еще выше. Главное, что мы знаем о Морисе Таунзенде, это что он жил беспутно и растратил свое состояние. Для меня этого достаточно, дитя мое. Я хочу, чтобы твоим мужем стал человек с иным прошлым — человек, сведения о котором говорили бы в его пользу. Если Морис Таунзенд, забавляясь и веселясь, растратил свое состояние, он, надо думать, растратит и твое.
