Доктору Слоуперу несвойственно было улыбаться во весь рот — он улыбался слегка; и сейчас легкая улыбка искрилась в его ясных глазах и играла на его чисто выбритом лице, когда он оглядывал пунцовое платье дочери.
— Возможно ли, что эта величественная особа — моя собственная дочь? произнес он.
Если бы доктору сказали, что за всю свою жизнь он ни разу не обратился к дочери иначе как в иронической форме, он бы очень удивился; тем не менее в ином тоне он с ней не разговаривал. Кэтрин радовало любое обращение отца, однако радость свою ей приходилось ткать самой, и при этом всегда оставались еще какие-то воздушные нити иронии, слишком тонкие для ее рук; будучи не в состоянии оценить и использовать их, Кэтрин грустила о своей ограниченности, жалела, что приходится выкидывать такие ценности на ветер, и надеялась только, что ветер отнесет их в подходящее место и они все же приложатся к мудрости человечества.
— Вовсе я не величественная, — кротко сказала она, раскаиваясь, что надела это платье.
— У тебя вид великолепной, роскошной, богатой женщины, — возразил ей отец. — Женщины, которая имеет восемьдесят тысяч в год.
— Но раз я не богатая женщина… — начала Кэтрин не очень логично. Она пока имела лишь очень приблизительное представление об ожидающем ее капитале.
— Раз ты не богатая, значит, не надо так богато наряжаться. Тебе весело сегодня?
Кэтрин ответила не сразу; она отвела глаза и пробормотала:
— Я устала.
Я уже говорил, что вечер у миссис Олмонд стал для Кэтрин началом чего-то значительного. Сейчас она второй раз в жизни уклонилась от прямого ответа на вопрос, а ведь когда наступает время уклончивых ответов — это действительно значительное событие. Кэтрин не так уж быстро уставала.
Тем не менее в карете по дороге домой она сидела тихонько, как мышка, и можно было подумать, что вечер и впрямь утомил ее. Со своей сестрой доктор Слоупер говорил примерно таким же тоном, каким беседовал с дочерью.
— Кто этот молодой человек, который любезничал с тобой, Лавиния?
— Ах, братец! — смущенно запротестовала миссис Пенимен.
— Он, кажется, был чрезвычайно нежен с тобой. Я полчаса наблюдал, как вы беседуете; вид у него был самый увлеченный.
— Это не мной он увлечен, — сказала миссис Пенимен, — а Кэтрин. Он говорил о ней.
— Ах, тетя! — тихо воскликнула Кэтрин, не пропустившая ни одного слова.
— Он очень красив, — продолжала ее тетка, — очень умен. Он так… так метко выражается.
— Стало быть, он влюблен в эту царственную особу? — насмешливо поинтересовался доктор.
