- Я подумал: выгонишь ли ты меня, если я прямо сейчас стану читать новые стихи, посвященные тебе?
- Ах, вот что тебя занимает! Мне начинает казаться, что ты больше любишь свои стихи обо мне, чем, скажем, саму меня.
- Это неправда! - воскликнул Костя. Не может причина быть главнее следствия.
- Я твоя причина?
- Да! Причина тоски и... всего остального.
Он выкатил из газеты бутылку немыслимого портвейна, смущенно сказав, что ничего другого достать не смог, но в следующий раз они обязательно будут пить шампанское. И Ольге захотелось ответить, что следующего раза не будет, но все же сдержалась, опять-таки по причине, указанной выше. Она спросила, будет ли он ужинать. Костя поспешно отказался. Ольга же резонно заметила, что спирт надо обязательно закусывать, достала полковые консервы, отвратные, но питательные, положила их на стол, Костя открыл "Тунца в масле". Тут же появились две чашки, Ольга извинилась, что хрусталя нет, а Костя не преминул добавить про следующий раз, "непременно с хрусталем". Он налил ей вина, себе спирту, слегка разбавил водой.
- Я хочу выпить за твое счастье,- сказал он.
- Почему именно за мое? - тут же спросила она.
- Ну не за наше же! - усмехнулся Костя. В последнее время, когда вижу тебя, у меня сердце сжимается, поверь мне. Я вижу, что идет женщина, молодая и красивая, но глубоко несчастная. Она чувствует, как уходит, будто сухой песок, ее жизнь, уходит скучно, бездарно и безвозвратно, и она ничего не может с этим поделать. Эта женщина находится в замкнутом круге, она пленница жизни, обстоятельств, войны. Но не все, кто видит ее, понимают трагедию этой умной и красивой женщины, которой просто не посчастливилось родиться в другом месте, может, в другое время... Одинокая женщина вдвойне одинока, несчастная женщина вдвойне несчастна, потому что никакие чувства не сравнимы с чувствами женщины, загнанной в тупик... И поэтому, милая Оленька, когда я вижу, как ты страдаешь и иногда не по своей прихоти делаешь и мне больно, без злорадства, конечно, скорей от отчаяния, нервных срывов, я никогда не сержусь... Так вот почему я хочу выпить за твое счастье...
Он запнулся. Ольга слушала молча, не перебивая, смотрела куда-то в сторону, может, сдерживала себя, может, тоскливо соглашалась. Последнее время ей так часто бередили душу, что она уже начинала свыкаться с этим. Костя говорил тихо, грустно, даже уныло; Ольга подперла ладонью щеку, незаметно закусила губу: "Когда же он наконец замолчит?" Но останавливать его не решалась. Никто не говорил с ней так проникновенно, никто еще не смог так чутко понять ее страдающую душу.
