- Женя, может, не надо об этом? - умоляя, произнесла Ольга.
- А почему вы не направили танки? - спросил Сидоров.
гн Ты хоть понимаешь, что такое танки среди жилых застроек? Среди многоэтажных домов! Чапаев... Дело одной минуты - отдать приказ. Офицеры меня не понимали, рвались в бой. Патроны просятся наружу! Никому не пожелал бы побывать тогда на моем месте. Приказ свыше один - не встревать! Дело конкретной минуты... Отдать приказ. У меня сердце тогда как клещами сжало. Татары, туркмены, киргизы... Живые люди... А вот гляньте! - Лаврентьев вытащил из стола стопку писем. Мать солдата пишет. Саши Артамонова мама... Его три года назад убили. На посту часовым был - из-за автомата убили. Отвезли, похоронили, а мать все пишет ему, не верит, что он давно умер. И я не знаю, что мне с этими письмами делать. Я сказал, чтоб их мне приносили. Это письма, на которые никто не сможет ответить. Ни один человек. Вот, почитайте, да я сам лучше: "Здравствуй, дорогой Сашенька. Я снова пишу тебе письмо, все жду от тебя весточки. Понимаю, что служба у тебя трудная и нет времени ответить. Вчера я пошла в магазин и купила тебе на день рождения новую рубашку. Ты, наверное, раздался в плечах, поэтому я взяла на размер больше. Она очень красивая и теплая. Я сейчас гляжу на нее и все представляю, как ты приедешь и оденешь ее. Она тебе очень пойдет, мой дорогой сыночек. Неделю будем праздновать твой приезд. Пойдем в парк или в кино, ты всегда любил ходить со мной в кино. Ну а если тебе захочется пойти на танцы, я, конечно, возражать не буду. Ты ведь уже большой, и тебе надо будет познакомиться с девушкой..."
Лаврентьев налил всем по полной кружке и предложил выпить за русскую армию, встал первым, за ним поднялись остальные. Через пять минут Федор Сидоров дал согласие служить в полку.
* * *
- Ты считаешь, что печатью гениальности мой лик не отмечен? - не очень довольным тоном спросил доктор Шрамм.
- Наоборот! - поторопилась заверить Ада. Ты счастливое исключение. Тем более опыт самоконтроля в нашей больнице дает тебе соответствующие гарантии остаться в добром уме.
Она подогрела на керосинке нехитрую снедь, разлила водку по стаканам. Доктор покосился, но ничего не сказал, молча взял стакан, чокнулся, медлено выцедил, потом с жадностью набросился на еду. Ада же ела неторопливо, с любовью глядя на Шрамма.
За разговорами они незаметно опустошили бутылку, закуска была уже почти съедена. Они не слышали ни выстрелов, ни звуков боя, которые звучали в разных концах города. В какой-то момент они заснули, а когда проснулись, стояла черная ночь. Доктор нащупал влажное тело Аделаиды, она что-то пробормотала спросонья, погладил ее по бедру и по голове...
