– Я передумал, – сказал генерал, делая крутой поворот и гарнизонной политике. – Пусть сестра Лидия тоже пойдет. Я приставлю охрану.
– Да храни вас Бог! – воскликнула Лидия, и из глаз ее брызнул и слезы.
Глубоко тронутый, генерал прочистил горло.
– Надеюсь, что поступаю правильно, – буркнул он грубовато и размашистым шагом направился в кабинет. – Бредли, найдите кого-нибудь, чтобы проводить их в тюрьму, – обратился он к адъютанту.
– Будет сделано, генерал Соммерс. – Человек, не пошевеливший пальцем, чтобы помочь, теперь вышел к ним с лучезарной улыбкой. – Сюда, святой отец.
Эндрю Грэм взял свою спутницу под руку, слегка сжав ее, и последовал за помощником генерала.
– Немного бравады – вот все, что требуется, – произнес он тихо.
– Это похоже на чудо, – вздохнула Лидия. – Я уже и не верила, что мы попадем внутрь.
– Никогда не сомневайся, – хмыкнул он. – А теперь идем спасать заблудшие души.
Они прошли через две тяжелые деревянные двери, укрепленные железными засовами и замками. Справа и слева на открытом участке между тюрьмой и конторами размещались казармы и столовая. В отдельной постройке хранился порох и другая амуниция. Выгодно расположенная для обороны гавани, цитадель была оснащена большими пушками, обращенными в сторону воды. В гавани внизу стояли на причале несколько кораблей.
– Это захваченные американские корабли, – сказал Эндрю, – возможно, их используют для содержания пленных. Либо британцы переоборудуют их под собственные нужды.
Лидия кивнула, надеясь, что Брюс не находится на борту одного из них. При воспоминании о рассказах Ричарда, Джеремая и Энока о кораблях-тюрьмах у нее в жилах стыла кровь. Чем дальше они углублялись в тюремный холод и зловоние, тем меньше сомнений оставалось относительно доведения плана до конца. Лидия была полна решимости освободить узников.
В воздухе тюремного двора, где прогуливались пленные, чувствовался тяжкий гнет напряжения. После сна на неудобных деревянных парах они ходили по кругу на негнущихся ногах, пытаясь размять затекшие конечности. Погода была слишком холодной для середины июня. Порывистый ветер продувал насквозь истертые до дыр штаны и кофты.
Когда Лидия и Эндрю достигли открытого участка, она увидела, как повернувшиеся к ней заросшие лица торопливо отворачивались, словно для мужского достоинства было нестерпимо, чтобы женщина видела их в столь непотребном состоянии. От жалости к ним у нее разрывалось сердце. В то же время мужчины, терпевшие такие страдания во имя любви к родине, вызывали у нее глубокое уважение.
